«Угу, а Костя пусть остается» — мелькнула мысль, и я спросил:

— Виктор, с парнем все будет нормально?

Он вновь легкомысленно повел плечами и повторил:

— Из парня выйдет толк. А толковых парней я в обиду не даю.

*****

Ребят я нашел в полуподвале под мастерской Гэка. Здесь были оборудованы спальни, столовая и прочие комнаты для персонала ремонтного цеха. Тим заклеивал пластырем ссадину на шее, такую же, как у меня (не иначе, как Кошка постаралась), а Костя сидел на заправленной кровати, болтал ногами и осматривался.

— Что он сказал? — спросил Тим у моего отражения в зеркале, не отрываясь от дела.

— Сказал, что за следует съездить тебе по заднице за подобные фокусы. — зло сказал я.

— Извините. — мальчик повернулся, но виноватым совсем не выглядел. — Мне нужно было уехать оттуда.

— Извиняю. Мы возвращаемся.

— Нет. — это «нет» прозвучало слишком резко, слишком невежливо, но почему-то ожидаемо с его стороны. Очевидно, в парне заговорила «голубая кровь», которую он так старательно пытался спрятать. Или показалось, но так или иначе мне это не понравилось.

— Я не спрашиваю тебя, мальчишка! Я тебе констатирую. Бери чемодан — и на выход… — тут я осекся, ведь забирая Тима из плена, никаких вещей мы не захватили. Воспитательность тирады сошла на нет.

Он вскочил, ухватил меня за руку и, отведя в сторону, тихо и быстро зашептал:

— Пожалуйста, оставьте хотя бы Костю. Если я вернусь, меня запрут на Буграх и уже не выпустят. Он пропадет там без меня.

Его внимательные глаза смотрели на меня с мольбой, и я вновь подивился необычности этого маленького Человека. Он беспокоился не за себя — за друга. Ну и как прикажете на него злиться?

Я отвернулся и направился к выходу.

— Оставите? — вопрос повис в воздухе.

У лестницы я повернулся, прощально махнул Косте и, наконец, остановил взгляд на Тиме. И не смог сдержать улыбки:

— Тимофей Анатолич, жду тебя у выхода через пять минут.

20

Машина въехала в город. Сопровождавший нас пикап (может, тот самый?) бибикнул нам на прощанье, развернулся и скрылся в тумане. Всю дорогу Тим молчал. Я сосредоточенно рулил, искоса поглядывая на него, и наконец, спросил:

— Ты ведь так и задумывал, да?

Мальчик не ответил, а я продолжил:

— Ты не планировал уезжать со стадиона, а хотел увезти Костю. Пристроить друга — и нашел для этого сентиментального простака. А этот дуралей повелся и теперь ему предстоит убедить твоего папаню, что это было спасение, а не похищение. Как думаешь, удастся ему?

Тим еще помолчал и вдруг ответил:

— Не считайте меня лгуном. Я бы и сам там остался. Там здорово. Я знаю, бывал пару раз. А дядя Витя — хороший человек, хоть и несчастный. И учитель он тоже хороший — Косте повезло. Меня учила старая Нина Владленовна. Не знаю, где отец ее нашел, но житья от нее не было. Она не объясняла, а заставляла учить наизусть.

«Ишь ты! — подумал я без злобы. — И ты, пижон, еще хотел стать своим в кругу уличной молодежи. С личным-то учителем». А Тимофей продолжал:

— Я так и не смог с ней поладить. А потом она попалась на краже мелких вещей из отцовой комнаты, которые тут же сбывала на Рынке…

— Не ты ли помог? — не удержался я от ехидства.

— Ну… Самую малость. Вы ее видели. Та, с вязаным медведем. И у нее почти получилось отомстить.

Машина вильнула на дороге. Выровняв ее, я задал следующий вопрос:

— А сестра?

— А что «сестра»?

— Надеюсь, она существует? Или тоже является частью плана спасения?

— У меня есть сестренка, Даша. — Тим надулся. — Она на пять лет младше. И медведь действительно был для нее. Я сам заработал, помогал разгружать товары в ангаре. Это же так здорово — заработать и купить!

«Ой ли?!» — колючесть меня не отпускала.

— Ну, хорошо. А что у вас с отцом?

Мальчик немного помялся, ковыряя пальцем царапину на дверной ручке (я шикнул на него), и произнес:

— Мы почти не видимся. На шестилетие Даши он даже не пришел. Она так ждала, в лучшем платье, с хвостиками… — он шмыгнул носом. — И я решил тогда, что буду лучшим братом для нее. Лучше папы.

— И сбежал?

— Да. Нашел одежду попроще, попросился в грузчики. Больше все равно никуда не брали. На Рынке с Костей познакомился — он из Ямы, кстати. Я там и ночевал.

«А там — Коты. — додумал я. — У таких нюх на чистеньких и честненьких».

— Ну и как тебе жизнь за Буграми?

— Нормально! — с вызовом ответил Тимофей. — По крайней ме…

— Тихо! — слово вырвалось из меня оглушительным шепотом, и мальчик от неожиданности замолк на полуслове.

Колеса оставили долгое и черное «шшш» на асфальте, кузов наклонился вперед и закачался на пружинах подвески. Мы остановились.

Я смотрел перед собой, еще не совсем осознавая того, что вижу. Впереди темнела смутная громада стадиона. Темнела, но не вся. С правой стороны желтый туман вибрировал, становился ярче и угасал. Рынок горел!

*****

— Мама, папа! Даша! — закричал мальчик и выскочил из салона, который моментально заполнился желтой гадостью.

Я выругался, но очень коротко, задержал дыхание, схватил противогаз и бросился за Тимом. Догнав, я крепко схватил его за плечо, развернул и стал напяливать резиновую маску на вертящееся и вопящее лицо. Это мне никак не удавалось, да еще глаза я сильно не открывал, чтобы уменьшить влияние яда на слизистую. Пришлось пойти на крайние меры и вполсилы двинуть мальчугану в нос. Он обмяк, закатывая глаза, по лицу побежали струйки крови, смешиваясь со слезами. Я проворно вернул тело в Машину, залез следом и уже тут приник к своему респиратору.

Дождавшись, когда очистится салон, я сдернул противогаз с лица Тима. Мальчик дышал, но не приходил в сознание. Похоже, перестарался. Выматерившись уже длинно и витиевато, я развернул Машину и помчался в сторону недостроенного квартала.

Через какие-нибудь десять минут я поднимался по знакомой лестнице на знакомый пятый этаж, очень надеясь, что Юля дома. С ношей на руках пришлось барабанить в дверь ногой.

С полминуты никто не открывал, и эти тридцать секунд показались очень долгими. Я успел передумать все мысли, трижды постучать, а висевший на руках Тим опускался все ниже к земле. Наконец, что-то зашуршало и щелкнуло по ту сторону дверного полотна, в приоткрытом проеме показалось знакомое лицо. Оно было помятым и припухшим, глаза полузакрыты, колышущиеся в выходящем воздухе волосы были очень растрепанными.

— Чего тебе? —