Горизонт постепенно потемнел. Море и небо слились в кромешной тьме.

– Внимание всем! – проревел красный капитан в переговорное устройство, так чтобы Альберт Валерьянович услышал. – Штормовое предупреждение! Всем быстро раздеться догола и хорошенько обмазаться рыбьим жиром. Как можно быстрее. Иметь при себе ножи, запас рыбьего жира, харчей и воды!

Шпильковский вначале не отреагировал на обращение и с безразличным видом продолжал лежать на койке, но тут к нему в каюту спустился Данила.

– Там начинается такое! – с жаром выпалил Кривошапкин. – Альберт Валерьянович, вы бы только на небо глянули.

Военфельдшер нехотя поднялся и поковылял на палубу. Только черное раздутое небо и свежий ветер сумели расшевелить Альберта Валерьяновича.

Шпильковский и Данила быстро прошли на камбуз. Они взяли столовые ножи, в вещмешки, которые по их просьбе пошил Макарий, набрали харчей, в бутылки налили воды. Теперь им предстояло откупорить бадью с китовым жиром. Кривошапкина от вони чуть не стошнило, но он послушно выполнил приказ Вернидуба – обмазался, как мог, этим липким веществом. То же самое проделал и Шпильковский, вот только брезгливости у него было меньше. Беглецы набрали в банки китового жира, затем Данила заменил на рубке Бронислава. Капитан быстро рванул на камбуз, разделся догола, обмазался с ног до головы китовым жиром, но кроме этого, на печке он нагрел грелку с водой и положил ее себе за пояс.

– Всем надеть индивидуальные спасательные средства! – таков был следующий приказ Бронислава.

И когда последние шнурки на спасательных жилетах были завязаны, беглецы собрались в рубке. Они молча вглядывались в даль.

Бронислав приказал принести моток веревки, положить и закрепить на палубе спасательный круг.

– Обмотаться веревкой! – скомандовал Бронислав. – Если кто-то вдруг запутается, не раздумывая, перерезать.

Красноармейцы все делали молча, безо всяких вопросов. Стена тьмы приближалась. Море провалилось в широкую яму, затем дыбилось горбом. «Попугай» бросало вниз, а затем плавно поднимало на вершину, и сейнер застывал, как будто памятник самому же себе на постаменте.

Настала тишина. Казалось, она длилась очень долго, но на самом деле всего несколько минут. И внезапно на сейнер обрушился шквальный ветер. Гребень воды прогнулся, и палубу «Попугая» накрыла огромная волна. Сейнер словно сошел с горы вниз.

– И это только начало! – крикнул сквозь завывание ветра Бронислав. Он крутанул штурвал, чтобы нос сейнера разрезал следующую волну.

Белая пена зашипела на палубе. Острые куски льда забарабанили по борту, стеклам рубки. Теперь сейнер взбирался на гору, пытаясь разрезать ее.

– Дьявол! Тысячи чертей! Бесовское отродье! – беспрерывно ругался Бронислав.

Он рвал кожу на ладонях – так сильно ему приходилось выкручивать штурвал. Данила смотрел на огромные валы широко открытыми глазами, его губы дрожали. Романтическое воодушевление, с которым он встретил известие о надвигающемся шторме, моментально улетучилось, остался один только страх. Данила вздрагивал, когда тяжелые крылья волн затягивали нос сейнера под воду, и скулил от страха, гадая, появится передняя часть судна над водой или нет. Альберт Валерьянович сложил ладони и тихо молился.

– Врешь! Не возьмешь! Это Балтика! А не мыс Доброй Надежды! – ревел Бронислав.

Однако надежда с каждой минутой отступала. Валы только увеличивались. Сейнер бросало, как щепку.

– Всем обвязаться веревкой!

Вдруг раздался треск, сейнер дрогнул всем корпусом. Огромная льдина, соскользнувшая с волны, острым краем ударила о борт. В трюм с шумом пошла вода.

– Я хочу на мотобот, – захныкал Кривошапкин.

– Мы не сможем к нему подойти! – крикнул Бронислав. – И не можем спустить его. Такие волны через секунду перевернут бот!

«Попугай» начал крениться на правый бок.

– Открой дверь слева! Сейчас нас накроет! Придется покинуть борт. Круг рядом!

Это последнее, что услышал Альберт Валерьянович. Огромная водяная гора накатилась на «Попугай», сминая поручни, палубу, надстройки. В глазах у военфельдшера потемнело.

К полуночи море утихло. Последние порывы ветра угнали на юго-восток разодранные в клочья облака. На небе высыпали звезды, и засияла полная луна. Серебряные змеи бликов, извиваясь, расползлись по глади моря. Балтика снова стала приветливой, ясной, уютной и домашней для грозных кораблей, быстроходных катеров, огромных пассажирских лайнеров, степенных паромов, длинных сухогрузов, мелких траулеров и парусных яхт… Как будто никакого шторма и не было.

Море полнилось миром.

Хотя мира у его берегов не было. На востоке разрывались снаряды и бомбы, трещали пулеметы, лязгали гусеницами танки, вспарывали небо военные самолеты. Люди убивали друг друга, применяя последние изобретения техники для уничтожения себе подобных.

Водные толщи буравили винты подводных лодок, которые, словно гигантские металлические акулы, рыскали в недрах моря, выискивая себе очередную жертву. А возле берегов качались привязанные к якорям «ежи» – мины заграждения.

Море полнилось миром, а люди наполняли его смертью.

Возможно, именно вчера чашу терпения Нептуна наполнила последняя капля, и он выплеснул весь свой гнев на этих никчемных людишек, возомнивших себя морскими владыками. Под его горячую руку попало небольшое рыболовецкое судно со смешным названием «Попугай».

Лунное серебро весело освещало морскую поверхность. И вдруг оно тускнело – по воде расплывалось бурое пятно машинного масла. Немного дальше густым плеском нарушала ритм волн плывущая металлическая бочка, портили картину умиротворения обломанные доски, наполовину затопленные ящики, плюхающие хвостами обрывки пеньковых канатов. В однотонный черно-белый пейзаж ночи на море врывался оранжевый спасательный круг с зеленой надписью «Попугай».

Эти все дрейфующие предметы свидетельствовали о катастрофе, что пару часов разыгралась на этом месте.

Однако волны разогнали щепки и доски, ящики пошли ко дну, рыбы, клюющие леер спасательного круга, отогнали это бесполезное теперь средство спасения далеко в море. Водная гладь вновь стала чистой и спокойной. И сейнер покоился с миром на дне морском.

Море любит дерзких… И не щадит их в своих объятиях.

Кривошапкин открыл глаза. Он находился в ужасно тесном темном помещении – просто большом ящике. Данила испугался – в гробу! Прямо над ним в каких-то десяти сантиметрах начинался потолок – внутренняя сторона крышки! Данила уперся в нее кулаком. Крышка была металлическая. «Что это? Цинковый гроб»? – начал соображать он. В такие кладут тела для долгой транспортировки. Кривошапкин из лекций по политпросвещению знал, что в цинковом гробу похоронили прославленного героя Гражданской войны Николая Щорса, чтобы сохранить его тело для потомков. «Неужели мое тело прибило к нашим берегам и меня посчитали героем?» В голове Кривошапкина роились самые невероятные мысли и видения. В юности он часто представлял, что становится великим героем Страны Советов и красиво погибает, а его тело, как и тело Щорса, с пробитой головой, везут сквозь толпы опечаленных соотечественников и соотечественниц, и среди них стоит комсомолка, самая красивая активистка из агитбригады – Наташа Соловьева. Перед ним возникла печальная, плачущая фигурка золотоволосой девушки… А потом он вспомнил, что в таких запаянных гробах еще хоронят людей, изуродованных до неузнаваемости. Данила со страхом ощупал себя – вроде все на месте, руки, ноги целы.