— Вы считаете, Антон, с порталом можно вот так договориться? — с надеждой спросила Морозова, пристально вглядываясь в мужское лицо, как будто созданное для кинематографа.

— Чувствую. Уверен! Во многих религиях дети отвечают за деяния отцов, дедов и прадедов… но сгладить последствия проступка можно по-разному: от молитвы до доброго дела. Дискутировать на эту тему можно бесконечно, но я веду к следующему: вы еще будете заходить в портал, это просто необходимо сделать, как только мы наберем новые факты, проливающие свет на вашу находку из шкафа… Это не бездна веков, а всего лишь фотография. Паниковать рано.

Нужно было задать еще один вопрос, и Морозова сделала это:

— Почему же я слышу про другие возможности портала только от вас? Я уже записала себя в пропавшие без вести, если ничего не получится!

Она ждала ответа, затаив дыхание. Профессор только пожал своими широченными плечами, отчего медведь на футболке как-то особенно лихо тряхнул балалайкой:

— Дело в личном отношении: кто как принял известие о долге! Для кого-то это тяжкая обязанность, и по-другому она уже не воспринимается ни для себя, ни для кого-то другого. Между желанием просто забыть и стать другим с прежней памятью лежит пропасть.

«Не хочет обсуждать чужие порталы или что-то скрывает?! А девушка-куратор, проклявшая своего приятеля — про нее-то он сказал, хоть и без имени…»

Лозинский говорил что-то еще, и вроде бы, даже убедительно, но Настя никак не могла понять, что же так смущает в его словах — какая-то важная мелочь, не дающая покоя.

* * *

Лозинский уехал через четверть часа, обещая вернуться в ближайшее время. Зеркало в душевой кабине никак его не впечатлило.

— Там нет ничего, Анастасия. Отражение показывается только вам. Что оно сказало, помните?

Это Настя запомнила хорошо. Вопрос: «Нун, нама келнэ?» и утверждение: «Нун йэм». Похоже, на сей раз профессору вполне хватило собственных знаний хантыйского языка:

— «Нун» — это местоимение «ты». Отражение спрашивало, как тебя зовут, а потом вынесло вердикт, что ты, мол, хорошая. — Проговорил Антон. — Только я никак не возьму в толк, чего это она (оно?!) спрашивает имя. Не знает, в ком доподлинно находится? Странно. У меня ощущение, что… эква какая-то однобокая. Не целая. Кусочек — улум ис — в вас, а остальное куда делось? Констатация же факта «ты хорошая» звучит то ли как издевательство, то ли как полное удовлетворение заселенной оболочкой…

Перед отъездом он спустился в квартиру бабы Лиды в сопровождении Насти.

— Тут мягко и спокойно. — Заявил профессор-ковбой. — Никаких посторонних сквозняков и прочей бяки. Здесь живет хороший человек.

В доказательство взял Настю за руку и провел по квартире. Да, тут не было чудищ и протуберанцев из искр… Потом помог собрать в пакет то, во что соседка превратила тетради, не пропустив ни одного клочка из мусорного ведра:

— На них тоже ничего нет, но выбрасывать не будем ни в коем случае! Может, Нефедов как куратор поспособствует… Несите к себе, Анастасия. Мы увидимся или сегодня вечером, или завтра утром.

Девушка рассеянно покивала и поднялась к себе домой. Пакет с обрывками бумаг поставила туда же, где раньше лежали тетради — в шкаф. Долго смотрела на фотографию бабушки в темной деревянной рамке, как будто спрашивая совета… Она чувствовала себя больной: горели щеки, знобило. Доктор Анастасия Юрьевна даже попыталась объяснить свое состояние с медицинской точки зрения. Что делает организм, если в него попадает паразит? Правильно, иммунная система пытается дать отпор. Может быть, и к квартирантке сознания начали вырабатываться какие-то антитела? Профессор Лозинский как-то договорился с нулевым порталом, и теперь чувствует себя в этой системе чудес, как рыба в воде. Но в нем не было и нет посторонней сущности, да еще и с подозрением на довольно страшную богиню, наследие языческих времен, когда люди трепетали перед силами природы, а жизнь была тяжелой, действительно протекая в борьбе за банальное выживание.

Полноте. Можно ли поверить, что в тебя вселилось божество раздора и смерти? Или какая-то его часть в виде той самой «сонной души»? Голубоглазая тварь из зеркала… А как можно поверить в посмертную тень менква на обочине «Пяти минут Америки»?

Предстояло сделать звонок родне бабы Лиды. Настя знала имена ее младшего брата и племянника, потому что баба Лида, как и многие пожилые люди, любила повторять: «Вот когда умру, надо, чтоб кто-то свой им сообщил!»

Сама Лидия Михайловна вряд ли была в состоянии позвонить кому-либо… Лишь бы осталась жива… Мало того, прямой звонок в Инсультный центр ничего не даст: Настя не родственница, действовать нужно через знакомых врачей.

Тяжело сообщать о беде. Баба Лида слыла активной и спортивной дамой, и дважды в неделю ходила пешком до парка «Геолог» и обратно, пользуясь любимым снарядом — палками для скандинавской ходьбы. Из лекарств принимала разве что антиагреганты, препятствующие образованию тромбов, да препараты калия и магния, рекомендуемые пожилым людям. И — на тебе!

Но долг есть долг, каким бы тяжелым он ни был. Морозова надеялась, что из стационара успели позвонить раньше, но надежда быстро угасла, а ее звонок стал для семьи Чудиновых настоящим ударом. Настя буквально кожей почувствовала волну горя, перенесенную сотовой связью на сотни километров.

— Сколько уж мы уговаривали — поехали да поехали к нам, продавай квартиру, так все отшучивалась. Говорила — еще год, и тогда… И каждый год так!

Почему Лидия Михайловна не перебиралась к родне?.. Не по той ли причине, которая была для бабушки Жени гораздо более важной, нежели постоянное недовольство зятем и жизненным выбором дочери?

Навалилась лень и апатия. Прилечь, что ли? Через полчаса брат Лидии Михайловны позвонил сам — бабу Лиду прооперировали, состояние стабильно тяжелое, она в реанимации в Инсультном центре при Травматологической больнице. В коме.

— Врач сказал, она все время бормотала про какую-то черную шубу. Как навязчивый бред, что ли. Может, какая-то покупка ее расстроила, бракованная шуба, я не знаю. Это ерунда какая-то, Лиду такими делами на пушку не возьмешь! Не знаю, что и думать. Нет у вас слухов о мошенниках, что ходят по квартирам и обирают пенсионеров?

— Ни о чем таком не слышала. — Призналась Настя. — Да и Лидия Михайловна вряд ли пустила бы кого-то к себе домой просто так. Я забрала ключи и заперла квартиру, не беспокойтесь.

Родня бабы Лиды должна была приехать завтра к вечеру.

Озноб потихоньку отступал, но спать захотелось еще сильнее. Настя свернулась калачиком на диване в гостиной, думая полежать минут пятнадцать — двадцать, а потом приготовить что-то себе на ужин. И даже не заметила, как уснула.

Сквозь сон обоняние приятно щекотали вкусные запахи. Жареная картошка?.. Откуда?.. Чем-то еще съедобным пахнет, но чем…

«Да ведь это мама приехала!»

Настя подскочила на диване и едва не упала, потому что напрочь отлежала правую руку из-за неловкой позы. Шея тоже выразила свое «фи» болью, протестуя против того, чтобы в следующий раз ее пристроили на жестком диванном валике. В гостиной было темно, и только стеклянные ангелы на маленькой елочке загадочно мерцали, ловя отблески уличных источников света. Настенные часы со светящимися стрелками показывали семь вечера.