class="p1">Белые простыни!

В императорском дворце их используют в двух случаях — для первой брачной ночи, и для беременных, чтобы в случае любых кровотечений заметить неладное вовремя.

— Простыни… — прошептала я, глядя на сэра Матиуша. — Пусть проверят простыни, на которых спала императрица Остерия!

И телохранитель Каенара выбежал из гостиной.

А магистр Ксавьен, смерив меня презрительным взглядом, мрачно изрек:

— И вот в такой волнующий момент я- нянька! Там самое интересное, а я тут должен сидеть, как молодая мамочка. Асьен, чтоб ты бы провалилась!

Я бы с удовольствием, но мне было слишком страшно и за Каенара, и за лорда Аскеа.

* * *

Каенар вернулся глубокой ночью.

Прошел мимо меня, поднявшейся к нему навстречу, и молча ушел в свою комнату.

Видимо в этот момент я выглядела настолько жалкой, что магистр Ксавьен достал из внутреннего кармана сверток с печеньем, а не перцем, и протянул мне. Поняла, что сейчас разрыдаюсь, просто разрыдаюсь и все.

Но тут открылась дверь, и вошел лорд Аскеа.

Глава Тайного департамента пошатывался от смертельной усталости, на его лице виднелись ссадины, и видимо пострадало горло, так как было перевязано, но, в общем и целом он был жив.

— Я же сказал не приходить, — раздался раздраженный голос Каенара. — Если хотите чтобы в наш заговор поверили, держитесь от Асьен подальше!

Но лорд Аскеа даже не пошевелился.

Обойдя груду рваной бумаги, я подошла к главе Тайного департамента и попала в крепкие объятия.

— Спасибо за простыни, — сиплым голосом прошептал лорд Аскеа.

— Значит, я оказалась права, — прошептала, обнимая главу Тайного департамента.

— Больше, чем ты можешь себе представить… Не отходи от Каенара ни на шаг. Ни на шаг, девочка, иначе тебе конец.

— Как интимно все у вас, — прокомментировал магистр Ксавьен.

Никак не реагируя на его замечание, лорд Аскеа прошептал:

— Береги себя.

И отпустив, молча ушел.

— А вы себя… — прошептала ему вслед.

Когда за главой Тайного департамента закрылась дверь, Каенар вышел из своей комнаты в халате, вытирая мокрые волосы. Помылся его императорское высочество молниеносно.

— Мне тут сэр Матиуш обмолвился, что ты и с магистром Ксавьеном подозрительно много общаешься, — многозначительно произнес он.

— Да я к ней больше и на десять шагов не подойду! — магистр вскочил с дивана. — Было бы с кем вообще общаться! После сегодняшнего я готов даже забыть, как ее зовут. Кстати, девушка, а вы кто? Впрочем, не отвечайте, мне это вообще не интересно.

И продолжая хрустеть непередаваемо жгучим перцем, направился к выходу.

Зато когда открыл дверь, произнес не оборачиваясь:

— Кстати эта, как ее там, имя уже прямо забыл, за весь день ни крошки не съела.

И ушел, аккуратно прикрыв дверь.

Мы остались наедине.

Я, мрачный кронпринц и сотни вопросов.

— Что я сделала не так? — тихо спросила.

— Все, — так же тихо ответил Каенар.

Пошатнувшись, прошла к дивану, рухнула на него, не найдя в себе сил оставаться на ногах.

— У меня только один вопрос, — пройдя в гостиную, Каенар сел напротив меня, закинув мокрое полотенце на плечо. — Когда пытали императрицу Ссиль, ты была там?

Нервно сглотнув, я сидела, сжимая палец за пальцем. Упражнение, к которому меня приучил Эльтериан — ему всегда хотелось, чтобы кончики моих пальцев были тоньше. И то, чем заставляли заниматься, со временем стало привычкой, с головой выдававшей мою нервозность.

— Прекрати причинять себе боль, — приказал наследный принц империи Аркалад. — Мне невыносимо на это смотреть.

Я прекратила, начала не менее нервно разглаживать складки на юбке.

— Значит ответ «да», — заключил Каенар.

Мне нечего было сказать на это.

— Не ожидал от тебя, — он отвернулся, словно даже смотреть на меня для него стало невыносимо.

— Простите, господин, — с трудом выговорила.

Он не простил.

— Понимаю, что ты ни крови, ни кровавых полос не увидела на ее теле, так что… вероятно, ты не понимала, что происходит… — он словно сам для себя находил мне оправдания.

Это было невыносимо.

— Плеть грома, — произнесла я, раскрывая свою осведомленность о том, каким мучительным пыткам была подвергнута императрица Ссиль.

Каенар повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— Лучше солги мне, Асьен, — хрипло сказал он.

Да, наверное, так было бы лучше. Но почему-то я не смогла и продолжала смотреть на кронпринца, не опуская взгляд, не отводя глаз, не сожалея ни о чем.

— Вот значит как, — медленно проговорил Каенар.

Его глаза темнели, словно наполнялись беспросветной мглой.

— Асьен, я скажу только раз — больше никогда, ни при каких условиях, никаких игр за моей спиной. Я прощу тебя только раз. Всего один раз, Асьен, второго не будет.

Собиралась ли я из-за этих слов остановить то, что мы уже начали с магистром Ксавьеном?

Я вспомнила слезы императора у поминального костра, в котором сгорали игрушки для его нерожденного сына, и поняла, что не отступлю. Жалость и милосердие в этой битве с Судьбой оказались не в приоритете. До смерти маленького принца я верила, что получится все изменить лишь моими усилиями, но после…

— Я все поняла, господин, — и, склонив голову, поднялась.

Захватив маску со столика, направилась к двери и спросила не оборачиваясь:

— Вы голодны?

— Не оборачивайся, — вдруг приказал он.

И оказался так близко, что я ощутила его дыхание на шее.

— Знаешь, почему хорошие родители бьют своих детей? — тихий вопрос, и ладонь, легшая на мой живот. — Из-за страха, Асьен. Потому что верят, что причинив боль, смогут уберечь от куда большей боли и опасности.

Он прикоснулся к моим волосам, сдвигая их в сторону, и рывком прижав к себе, хрипло продолжил:

— Но ты не ребенок. И в отличие от детей ты умеешь лгать столь виртуозно, что порой мне становится не по себе. Так что же мне сделать, Асьен? Что я должен сделать, чтобы ты остановилась? Ударить тебя кнутом, чтобы ты осознала, что такое пытки и к чему могут привести твои интриги? Взять силой, чтобы осознала, в какой ад превращается заключение для красивых женщин, к которым тюремщики выстраиваются в очередь, и вовсе не за приятной беседой они входят к подобным заключенным. Что я должен сделать, Асьен?

Держась за ручку двери, я думала о том, что меня уже избивали кнутом, и предпочитал Эльтериан подобие «Плети грома», чтобы не оставалось следов на идеальной коже, столь тщательно созданной им. И насиловали. Пусть не толпой, пусть всего один мужчина, но это длилось годами… Бояться? Нет ничего страшнее, чем бессильно наблюдать за тем, как убивают твоих близких, друзей, знакомых. Я никогда не забуду, как с помоста покатилась голова Тинры и