Много лет спустя Изольда увидела как-то раз случайно свое давнее наваждение. Витька Иваницкий растолстел и облысел. Он всегда был склонен к полноте, но в молодости это было не так заметно: выручал высокий рост. А тут – не просто растолстел, совершенно обабился. Увидев его, Изольда испытала мстительное удовлетворение – больше не пойдет по морковкам, на хрен он им сдался! – и в то же время острое разочарование. Он не оправдал ее… нет, не надежд, конечно, но… Столько на него было затрачено переживаний, а оказывается, все попусту. С типичной для себя логикой Изольда всю вину возложила на него.

Изольда белых джинсов не носила по понятным причинам: чтобы не выглядеть бочонком. Неудовлетворенность компенсировала огромным количеством золота и драгоценностей. Возможности были, как-никак дочка директора крупного предприятия, депутата Верховного Совета, члена ЦК.

– Не боишься, что руку отрежут? – как-то раз спросила насмешница Галька Сидорчук, когда Изольда явилась в институт с очередным приобретением – бриллиантовым браслетом.

И тут же рассказала жуткую историю, как такой же вот франтихе в троллейбусе какой-то дядька отхватил кисть вместе с кольцами на пальцах пилой-ножовкой да и спрыгнул на остановке, унося кисть с собой.

– Я в троллейбусах не езжу, – надменно уронила Изольда, выслушав рассказ.

Как дочь депутата и члена ЦК, она могла в любой момент вызвать из цековского гаража машину с шофером, чем и пользовалась. Галька была дочерью какого-то московского начальника, куда более мелкого, у нее такой привилегии не было, и Изольда порадовалась, что может хоть тут ее уколоть. Но зато Галька раскатывала на собственных «Жигулях», которые ей спроворил папаша, а Изольда так и не научилась водить машину. Разошлись по нулям.

Окончив институт, Изольда вернулась к отцу, но оставила за собой трехкомнатную квартиру в Москве. Она могла бы и в столице устроиться, но уж больно тяжело и одиноко было в Москве одной. Девчонки с курса не раз хотели ее с кем-нибудь познакомить. Галька Сидорчук сказала, что за московскую прописку да за трехкомнатную квартиру ее любой провинциал с радостью замуж возьмет, а Гаянка Тер-Маркарян прямо предложила познакомить Изольду со своем братом. Изольда в ответ раскричалась, забилась в истерике, даже кинулась на Гаянку. Еле оттащили.

«Психованная», – сказали девчонки и перестали с ней общаться. Вообще.

Дома Изольда устроилась бухгалтером к отцу на комбинат, а когда в стране произошли разные интересные события и Голощапов переехал в Москву, поехала вместе с ним.

В начале 90-х Аркадий Ильич завязал через Лёнчика чеченские связи и крепко нажился на фальшивых авизо. Все просто: рисуешь бумажку, что Центробанк выделил тебе такую-то сумму, приходишь с этой бумажкой в тот банк, куда она якобы адресована, и получаешь денежки. Раскидываешь сумму по однодневкам и перекачиваешь в офшор. И можно начинать по новой. Махинация элементарная, но в стране действовала еще советская, по сути, банковская система, неспособная справиться даже с таким примитивным жульничеством.

Голощапов с Лёнчиком накачали таким образом очень много денег. Конечно, с чеченскими партнерами приходилось делиться, но тут уж никуда не денешься, если жить хочешь. Ничего, всем хватило. Без обид.

Лёнчик между тем начал подкатываться к Изольде. Голощапову не хотелось видеть его своим зятем, но если бы Изольда согласилась, он смирился бы. Ей было уже за тридцать, она была богатой невестой, но все еще сидела в девках, и никаких кавалеров даже на горизонте не наблюдалось.

Изольда отказалась. Дала Лёнчику от ворот поворот. Он пообижался немного да и нашел себе жену. Детей завел. Но жил с семьей по-прежнему у Голощапова на даче. В отдельном коттедже.

Изольда продолжала работать в отцовской фирме. Она становилась все более озлобленной и угрюмой. Даже сам Голощапов ее побаивался.

* * *

Герману несколько раз приходилось ее возить. Маленькая, уродливая, злобная – она напоминала ему росомаху. Герман где-то вычитал, что даже более крупные звери – волки, медведи – боятся росомах и не вступают с ними в драку из-за пищи, росомаха же ест все, включая наживку и животных, попавших в капкан, а что не может съесть, портит мускусными выделениями, мочой и пометом.

Изольда всегда относилась к нему как к прислуге. Ей нравилось демонстративно унижать. Пару раз Герман возил ее в ювелирный магазин. Что характерно, не в один из магазинов Изольдиного отца, а в другой – небольшой, солидный, расположенный в престижном месте на Тверской.

– Жди здесь, – бросила Изольда, выходя из машины, когда они поехали в первый раз.

– Здесь стоять нельзя, – возразил Герман.

– Не моя проблема, – жестко ответила Изольда. – Я позвоню, когда буду выходить.

Она скрылась за дверями магазина. Герман тронул машину и поехал вперед: сзади уже нетерпеливо сигналили. Он свернул в переулок с двусторонним движением, из которого – своими глазами убедился! – имелся выезд обратно на Тверскую. В переулке тоже встать было негде, Герман проехал его до самого конца, осторожно развернулся на крохотном пятачке и тронулся назад. Он так и ездил бы из конца в конец, но вдруг повезло: отчалил какой-то «Лендровер», и Герман встал на его место. Когда Изольда позвонила ему, что выходит, Герман выехал на Тверскую, но двигаться пришлось в противоположную от магазина сторону.

Он кое-как пристроился к тротуару и попросил ее подойти. А что еще было делать? Изольда пришла в ярость. Он предлагает ей идти пешком? Да как он смеет?!

– Тогда вам придется подождать, – холодно проинформировал ее Герман. – Я проеду вперед, развернусь у телеграфа… вот только не знаю, есть ли разворот в обратном направлении.

– Урод! – бросила ему Изольда.

И ему пришлось, проклиная все на свете, сдавать задом, гудеть и в таком неавантажном виде ехать к ней полтора квартала. Забравшись наконец в машину, она всю накопившуюся ярость вылила на Германа. Он что, не понимает, что она не может расхаживать по улице с такими покупками? А если ее ограбят? Тоже охранник выискался!

Герман решил не отвечать. Когда Изольда смолкла и уставилась на него круглыми, навыкате, как у отца, глазами, явно ожидая ответа, он сказал лишь одно:

– Вы могли подождать в магазине, там безопасно. Я бы за вами пришел. В следующий раз вызывайте меня заранее. Перед тем, как расплатиться.

– В следующий раз? – в бешенстве завопила Изольда. – Следующего раза не будет. Я папе скажу, он тебя уволит.

Угроза оказалась пустой. Она-то, конечно, нажаловалась, но Голощапов ни слова не сказал Герману. И следующий раз настал. Опять Изольде захотелось наведаться в любимый магазинчик, и Герману пришлось ее везти. На этот раз он заранее попросил ее звонить с запасом, чтобы дать ему время подъехать. Изольда что-то недовольно буркнула в ответ.

Все прошло гладко, он подъехал вовремя, но после магазина Изольда приказала везти ее в ресторан «Ваниль». При таком шикарном ресторане, слава богу, имелась парковка, и Герман остался ждать. Но он тоже проголодался, а в ресторан его, понятное дело, не пригласили. Герман вышел из машины, сбегал к метро и купил в палатке «тошнотик». Когда-то так называли канувшие в Лету пончики с ливером, а в последнее время стали называть шаурму с овощами, завернутую в тонкий, как платок, армянский лаваш.