Раз двадцать я начинала набирать ответ и всякий раз останавливалась. Я печатала, что с нами все в порядке и Коди спит, когда выскочило новое сообщение от Эр Джея.

Я добрую минуту смотрела на эту фразу, прежде чем сочинила ответ: «Я просто перенервничала».

Я не знала, как это понимать, поэтому попрощалась, пожелав спокойной ночи.

Будильник я могла не ставить, потому что Коди просыпается ровно в пять пятнадцать и внятно дает понять, что он голоден.

Я разлепила глаза, еще более уставшая, чем вчера, кое-как встала с кровати и поплелась в детскую.

– Утро доброе, мой зайчик. Завтрак готов, – сказала я, заранее вынув грудь.

Маленькие кулачки мелькали в воздухе, жадный ротик открывался и закрывался, как клюв птенца. Приложив Коди к груди, я опустилась в кресло-качалку и задремала. Высосав правую грудь, малыш забеспокоился. Я подержала его вертикально, чтобы срыгнул, и переложила к левой груди. Молоко уже подтекало, и Коди даже закашлялся от обилия еды.

Но вскоре дело пошло на лад: сын перестал торопиться и сосал, постанывая от удовольствия. Я гладила его по волосам, а Коди не сводил голубых глазок с моего лица.

– Ах ты ж мой красавец, что же мне делать? Столько месяцев я мечтала хоть об элементарной помощи, а теперь боюсь тебя с кем-то делить…

Коди выпустил сосок, издал громкий булькающий звук и снова присосался к груди.

Я опять заснула на четверть часа, прежде чем сын дал понять, что позавтракал и теперь ему нужно сменить памперс.

Замечательная особенность моей нынешней работы в том, что океанариум оплачивает дневные ясли, и таковые ясли имеются прямо в нашем доме. Тише мыши я покинула квартиру, абсолютно не желая объясняться с Уолтером (в основном потому, что я не знала, что ему сказать).

Он хороший друг и много помогал с самого переезда, но переход из друзей в кавалеры так и не произошел. С Уолтером мне легко, но никакого желания к нему я не испытывала.

А вот Эр Джей… Я попросту не могла не думать, как чудесно быть в его объятиях, и это все осложняло. Да, нам необходимо серьезно поговорить. Может, неожиданная встреча в океанариуме всколыхнула в нем аляскинские чувства, но появление Коди все меняло. И для меня, и для Эр Джея.

Отдав Коди в ясли, я побежала на работу. Сегодня меня ждала сугубо научно-исследовательская работа, чему я тихо радовалась, потому что сил водить экскурсии у меня не было.

Иден уже сидела в лаборатории за компьютером – в ее обязанности тоже входит вести исследования и помогать ухаживать за животными, поэтому мы нередко работаем вместе. Подруга пододвинула мне картонный стакан с крышкой и с надеждой приподняла брови:

– Могу я оптимистично предположить, что мешки у тебя под глазами оттого, что вы с легендой хоккея до утра познавали друг друга в библейском смысле?

– Оптимизм – прекрасная штука, но ты ошиблась.

– Ну вот, – огорчилась Иден. – Что случилось?

Я опустилась на стул.

– Он хочет участвовать в жизни Коди.

Иден сдвинула очки на переносицу:

– И что в этом плохого?

– А вдруг он потребует совместной опеки? У него же куча денег, он в состоянии нанять профессиональную няню и армию домработниц, которые возьмут на себя все хлопоты, а что есть у меня? Контракт с океанариумом и служебная квартира в многоэтажке? Я… боюсь.

– Но разве он тебя не любит? Ты сохла по нему целый год, ты даже сына назвала Кадьяком, Лейни! Тут уж кто угодно догадается о твоих чувствах.

– Так я же не знала, что он профессиональный хоккеист! Вот ты не видела, что началось вчера в кафе – за селфи и автографом целая очередь выстроились, и конца-краю этому не было видно! Женщины мгновенно разучились себя вести: и сопливые девчонки, и старухи только что не терлись о него!

– И кто их обвинит?

Я бешено взглянула на подругу.

– А как мне прикажешь к этому относиться? У Эр Джея прошлое завзятого плейбоя, женщины наперебой вешаются ему на шею – я совсем не так представляла свое будущее. А сейчас я связана с ним на всю жизнь из-за Коди. Я мечтала о нормальной жизни…

– Ты уже попробовала «нормальной жизни», Лейни, и радости тебе это не доставило ни капли.

– Учиться дома и заочно получать диплом – не то, что я называю нормальной жизнью!

– А что вообще считать нормальным в наше время?.. Понимаю, сложно, но Эр Джей всегда будет частью твоей жизни. Знаешь, в чем, по моему мнению, корень проблемы?

– М-м? – вопросительно промычала я в кофе.

– То, что он оказался хоккеистом, ты переживешь. Мне кажется, ты боишься, что он сейчас налетит орлом, раскинет широкие крылья и начнет о тебе заботиться, а в твоих глазах это все равно что вновь лишиться независимости.

– Непра…

– Да неужели? Мы перлись на другой конец страны, когда ты была на седьмом месяце, потому что твои родаки тебе вздохнуть не давали! Ты же органически не потерпишь, чтобы кто-то пытался тобой руководить а-ля мама с папой.

– Да, мы тогда с тобой прямо как экстремалы…

– В случае чего вали все на гормоны.

– А сейчас кого виноватить?

– Гормоны, материнский инстинкт и страх, что тебе снова разобьют сердце. Взглянем правде в глаза: пусть и нечаянно, но именно это Эр Джей и сделал год назад.

Рук

Уйти из квартиры Лейни было нелегко, но необходимо. Во-первых (и основных), мое знакомство с младенцами ограничивается общением с Максом и отпрысками моих одноклубников. Да, у меня есть подход к детям, со мной они смеются и улыбаются, но едва они раскричатся, я отдаю их мамашам и быстренько сматываюсь.

Коди мой.

Я его сделал.

Правда, если не считать зачатия, я ни хрена не сделал для него и его матери… Было от чего растеряться.

К тому же я знаю Лейни. Да, она изменилась, но все равно это та самая девушка, которую я романтически спасал в грозу на Аляске, которая впервые в жизни летела в тот раз самолетом, которая даже после психологической травмы осталась милой, простодушной и немного наивной. При этом в ней кроется незаурядная воля, энергия и решительность. Наверняка она и в Чикаго перебралась на голой силе характера… С одной стороны, это сексуально, с другой, признаюсь, чертовски неудобно. Прежняя Лейни бросилась бы мне в объятья, не раздумывая: я же герой, который ее, типа, спас! Но теперь она другая.