Я повернулся и увидел, что остальные сражаются рядом. Справа Коннит, держа по огромному мечу в обеих руках, наносил страшные удары направо и налево, и враги падали перед ним, как срубленные деревья. Слева от меня с каждым быстрым выпадом или рубящим ударом попадал в цель Каласар.

Но свет, бьющий в глаза, стал еще ярче; он почти ослепил нас, и, когда падал один враг, другой прыгал вперед, чтобы его заменить. Некоторые из противников были просто ужасными – гораздо выше обычного человека, с такими длинными руками, что они почти не подпускали нас на расстояние удара клинком. Их было слишком много – и вскоре силы мои начали убывать. Мне пришлось отступить вместе с теми, кто сражался бок о бок со мной.

Но потом я услышал позади некий звук, ощутил вибрацию, от которой у меня заныли зубы, и внезапно, с кашлем и ревом, к нам устремилось опаляющее пламя грамагандара.

Даже среди неистовства битвы я сумел оглянуться и увидел ужасающий язык пурпурного огня, который рванулся прямиком туда, где мы сражались. Предполагалось, что такое пламя уничтожит фальшивую плоть – но разве его сможет выдержать хоть одно живое существо?

На мгновение я растерялся, и один из врагов рубанул по моей незащищенной голове. Я слишком поздно вскинул щит, чтобы парировать удар, и понял – мне конец. Но удара я не почувствовал; вместо этого я увидел, как противник рухнул передо мной. Вокруг, куда ни посмотри, враги шатались и падали или пытались бежать. Яркий свет начал тускнеть, как будто солнце зашло и наступили сумерки. Я видел, как тает плоть, стекая с лиц, как гнутся кости, как пузырятся и вытекают из глазниц глаза, как изгибаются и ломаются руки и ноги, когда грамагандар делает свою смертоносную работу.

Пламя снова устремилось ко мне; под вибрирующие рыки пурпурные импульсы прерывались мгновениями темноты. Огненный язык лизнул мою плоть и прошел сквозь нее так, будто его и не было, но когда пламя добралось до наших врагов, эффект его оказался смертельным: доспехи смялись и изогнулись на тающих телах.

Все, облаченные в фальшивую плоть, погибли; остались только кисточки, которые со скулящими криками поскакали прочь и как крысы суетливо скрылись в темноте.

Мы повернулись спиной к умирающим, и все двинулись обратно, к ужасному огню. Четыре лака, гримасничая от напряжения под огромным весом грамагандара, теперь направляли пламя вверх. Трим держался на порядочном расстоянии за их спинами, иначе огонь уничтожил бы и его.

Я посмотрел вверх, проследив взглядом траекторию огня, и увидел, что высоко над нами стоят вражеские лучники. До этого мгновения их скрывала темнота, теперь же, когда их осветило пурпурное пламя Дыхания Волка, наши лучники начали по ним стрелять. Враги пытались спастись, убегая вдоль высокого выступа, некоторые бросали оружие, другие падали даже раньше, чем до них добиралось пламя. С пронзительными воплями они срывались в темноту, но грамагандар выдыхал огонь, пока на выступе не замерло всякое движение.

Грамагандар сделал свое дело, и смертоносное оружие снова привязали стропами к шестам. Но когда лаки приготовились поднять свою ношу, Тайрон жестом велел им подождать.

На тело павшего Брида вылили масло и подожгли факелом. Его товарищи молча наблюдали, как Тайрон выполняет этот акт милосердия. У нас не было уверенности в победе, и Тайрон хотел, чтобы останки нашего друга не достались Хобу, если мы будем вынуждены отступить.

Тем временем Коннит тихо спросил меня:

– Ты почувствовал это? Он был с нами. Волк был с нами.

В его дрожащем хриплом голосе слышался религиозный трепет, как будто Коннит не вполне им владел.

– Почувствовал, – признался я. – Я слышал в голове его вой.

Пока горело тело бедного Брида, мы молчали; наши ноздри наполняла вонь горелого мяса. Потом я снова посмотрел на Коннита.

– Я знаю, что грамагандар считается безвредным для человеческой плоти. Но я уж думал, пришел мой последний миг. Думал, пламя поглотит и меня тоже, – признался я.

Коннит мрачно улыбнулся:

– Оружие создано для того, чтобы уничтожать фальшивую плоть; оно должно убивать всех, рожденных шатек. Вот почему я не позволил Аде присоединиться. Но даже подлинная плоть может со временем пострадать от прикосновения к нам. Старость может быть более болезненной, кости станут более хрупкими, слабость придет быстрее. Но сейчас это мало нас волнует. Не беспокойся, Лейф: мы воины, нам не надо бояться старости.

Мы снова пустились в путь. Все так же медленно мы спускались к самой глубокой части системы пещер и тоннелей. Тайрон считал, что далеко внизу мы найдем шатек, благодаря которым Хоб может создавать новые сущности. И там мы их уничтожим.

Некоторые факелы потерялись в битве, но их оставшихся хватило, чтобы освещать нам путь. Мы все время держались начеку, но не видели ни нашего главного врага, ни тех, кто выполнял его приказы.

Иногда мы шли по тоннелям, которые казались новыми, и мягкая земля под ногами еще больше замедляла наше продвижение. Но чаще всего мы шагали по древним тоннелям, вымощенным неплотно сидящими кусками камня – эти ходы соединяли пещеры разных размеров. Пещеры создала вода и другие силы природы, но тоннели прорубили Хоб и его прислужники. На такой глубине с потолков капала вода, и маленькие ручейки время от времени пересекали наш путь или вились рядом, прежде чем скрыться в какой-нибудь темной пропасти.

Наконец мы вышли в пещеру, где отвесная стена воды с грохотом падала из темноты в глубокий резервуар, вздымая облако брызг. Вода в резервуаре крутилась, разбиваясь об огромные валуны, и гигантским каскадом рушилась в темноту.

Когда мы приблизились к резервуару, наши факелы осветили стройную фигуру женщины, сидящей на краю; ее длинные светлые волосы ниспадали с плеч.

«Неужели Хоб похитил ее с улиц и держал тут живой?» – удивленно подумал я.

Но Тайрон, увидев ее, застонал словно от боли и шагнул вперед, жестом велев остальным держаться сзади. Чувствуя некую угрозу, я последовал за ним по пятам и, когда он приблизился к женщине, схватил его за руку.

– Кто это? Вы ее знали? – спросил я.

Глаза Тайрона были дикими в свете факелов, и я увидел, что на его щеках блестят слезы горя, которое росло, угрожая поглотить его как поток.

– О да, я ее знал, Лейф. Она была для меня дороже жизни. Ее звали Джаканда, она была матерью Тины и Квин и моей женой… Пока Хоб не забрал ее себе.

Тайрон никогда не говорил о жене, и я никогда его не расспрашивал. Мне сказали, что она умерла от лихорадки, когда Квин была почти младенцем. Теперь вдруг многое прояснилось. Тайрон таил секрет даже от своих детей – потому что Хоб убил Джаканду.

Содрогнувшись, он вырвал руку из моей хватки и быстро пошел к женщине. В пещере было полутемно, поэтому я выхватил у Каласара факел, побежал вперед и зашагал рядом с Тайроном. Мы оба остановились перед женщиной.

– У меня есть для тебя послание, Тайрон, – сказала она, – послание от моего господина.