Лаки уже положили оружие на землю; двое целились, в то время как двое других сняли из-за спины топоры с обоюдоострым лезвием и встали лицом к шатек.

Я внимательней пригляделся к созданию: большой нос, разинутый рот, раздвинутые толстые губы, а за ними двойные ряды зубов, острых, как ядовитые клыки змеи, загибающихся назад, к темной глотке. А потом существо выбежало на мерцающий свет факела, и стало ясно, что тело его похоже на тело шатек, купленной Адой у Торговца, и на тело шатек Шалатан. Блестящее черное туловище смахивало на туловище насекомого, но имело восемь ног и было вдвое крупнее быка – эта шатек оказалась гораздо больше тех двух, которых я видел раньше.

Стремительно выскочив из пещеры, она побежала прямиком к нам, но два лака высоко занесли топоры и опустили ей на голову. Первый топор отскочил словно от доспехов, но второй глубоко вонзился в левый глаз. Шатек в муке закричала и попятилась обратно в тоннель, тряся головой и забрызгивая кровью тех, кто на нее напал. Вдруг существо подняло голову и выплюнуло в своих врагов длинную серебристую струю жидкости.

Теперь пришел черед лаков завопить: оба они упали на колени, прижав ладони к лицам. От их ничем не защищенных голов поднялся пар, и я понял, что жидкость прожгла кожу и глаза.

Шатек снова ринулась к нам, но стрела вонзилась в ее второй глаз, и она остановилась, мотая головой из стороны в сторону, словно для того, чтобы вытряхнуть стрелу.

Из пещеры слева появилась еще одна шатек, но и ее остановила стрела. Выбежали и другие матери Хоба, спеша на помощь своим товаркам, – и вот тогда лучники показали, чего они стоят. Они стреляли снова и снова со смертоносной точностью, и шатек получали стрелу или были вынуждены вернуться в свои безопасные логова.

Когда непосредственная угроза миновала, я спросил Коннита:

– Сколько это будет продолжаться? Сколько еще ждать первого дыхания?

– Меньше чем через минуту все будет готово, – ответил он.

– А когда будет второе?

– Через час. И еще через час – третье.

– Тогда беги, Трим. Беги, спасайся! – скомандовал я. – Возвращайся наверх!

– Но здесь все еще опасно, – запротестовал он.

– Послушай, Трим. Однажды мы можем встретиться с еще более могущественным врагом, чем Хоб. Беги быстрее, я приказываю! Спаси себя ради будущих битв!

Лак послушно повернулся, пробежал мимо грамагандара и вскоре исчез из виду за аркой моста.

Несколько врагов преследовали нас до той стороны моста, но сколько их и смогут ли они остановить Трима, было трудно сказать. Я беспокоился, что у него не осталось времени спастись от первого дыхания.

Волк и вправду вскоре выдохнул. Первым предупреждением была вибрация в зубах, которая вскоре превратилась в боль; и почти сразу грамагандар начал сиять мягким оранжевым светом.

На мгновение у меня закружилась голова, потом я ощутил слабость…А вслед за тем увидел такую яркую вспышку, что на время будто ослеп. Когда зрение вернулось ко мне, я поспешил мимо грамагандара, отводя взгляд от лаков, рухнувших поперек оружия; лаков, которые так тяжко трудились, что принесли сюда орудие собственного уничтожения. Я знал – шатеки Хоба в пещерах тоже наверняка мертвы.

Мы победили. Хоб перестал существовать. Я отомстил, и людям Мидгарда наконец-то больше не грозил этот жестокий хищник.

Приятно ощутить вкус победы после стольких лет ожидания, но сейчас надо было спасаться из логова Хоба. Тут еще могли оставаться банды кисточек, не пострадавшие от грамагандара.

Коннит показал на мост, и мы осторожно пошли по скользкой поверхности. Когда наш отряд перевалил через верхнюю точку, идти стало легче, и мы ускорили шаг.

По дороге из цитадели нам могли повстречаться кисточки, но необходимости в отчаянной спешке не было, и мы двигались по тоннелям и пещерам размеренным шагом. В начале второго часа оставленный нами Волк выдохнул во второй раз, и немногие увиденные нами враги начали таять.

Наконец мы добрались до того места, где раньше на стеблях покачивались человеческие головы, взиравшие на нас с безмолвной мольбой. Здесь мы ненадолго задержались, удивленные тем, как все изменило дыхание грамагандара.

Головы были целы, но теперь лежали на земле – мертвые, с открытыми невидящими глазами. Сделанные из фальшивой плоти стебли растаяли или съежились, лишив этих бедных измученных людей источника жизни. Это было милосердное избавление от того, что сотворил с ними Хоб.

Мы снова двинулись к выходу из цитадели. Несмотря на победу, я чувствовал странную тревогу, которая постепенно росла, пока не перешла в острое предчувствие несчастья.

Что, если за цитаделью, за пределами досягаемости последнего дыхания грамагандара, одна из сущностей Хоба спаслась от уничтожения? Воуд и его люди охраняли Колесо и его окрестности, но не могли уследить за всем. Одна из сущностей могла ускользнуть от их наблюдения. Если так, она страшно отомстит за то, что мы сделали здесь.

Я зашагал быстрее. Я хотел убедиться, что Квин в безопасности, но ве´сти, которые я нес, лежали на моем сердце тяжелым грузом.

Мне придется рассказать о смерти ее отца.

Квин

Я задержалась в административном здании дольше обычного. Перед началом сезона дел стало гораздо больше, и я должна была следить за документами.

Это был хороший предлог, потому что мне не хотелось находиться рядом с отцом и Лейфом, пока они готовятся к атаке на Хоба; это только заставляло меня тревожиться еще больше. Поэтому я попрощалась с ними за завтраком и провела день в усердных трудах, чтобы не давать волю своим страхам.

Трим собирался принять участие в атаке, и вместо него мне дали другого охранника – молодого гентхая, который забыл, как надо улыбаться. С прямой спиной, словно проглотил шомпол, воин мрачно проводил меня домой по сумеречным улицам города. Когда мы подошли к дому, было уже темно, я поблагодарила гентхая, он кивнул в ответ и оставил меня у входа во двор.

В окнах, как обычно, сиял свет, но, еще не успев отпереть дверь, я почувствовала, что дома никого нет. Трем отцовским слугам полагалось находиться на месте – повару, готовящему ужин, и двум вооруженным охранникам, которые всегда дежурили здесь после наступления темноты. Я знала, что Тина и ее сын проводят ночь в Доме Отдохновения, но Дейнон и Ада должны были быть дома.

Я вошла на кухню – и меня поприветствовала тишина.