А Оля не заслужила такой подлости с моей стороны. Что до Яна, он просто не захотел с ней быть. Они развлекались в рамках договора, потом Игнашевский заплатил ей обещанные деньги и отпустил. Всё. Я же идиотка! Надо было головой думать, прежде чем лезть в этот капкан, в котором теперь придется оставить кусок себя, чтобы выбраться. И главное, Ян не должен узнать обо мне и Ольге, а Оля не должна узнать о нем. Влипла ты, Краснова, основательно влипла.

На улицу выхожу и вижу своего узурпатора. Да не одного. Ян стоит рядом с Денисом. Бедолага Ковалев нервно курит, смотрит в землю и слушает, как волкодав со страшно серьезным выражением лица что-то ему тихо и вроде как спокойно вещает, а когда Ян видит меня, тотчас замолкает, затем кивает Денису и тот с невероятным облегчением спешит к своей машине. Все-таки запугал парня. Н-да, Игнашевский неисправим.

— Ну, вот зачем? — подхожу к нему. — В этом не было никакой необходимости, Ян.

— Как видишь, твоя драгоценная Настя ушла своими ножками.

— Знаешь, мне и так особо не хотелось никуда с тобой ехать, а сейчас и подавно. Почему ты такой упертый?

— Кажется, ты голодная, — пропускает мимо ушей мои слова, — поехали, сначала поедим.

— А еще глухой, — буркаю себе под нос, после чего сажусь в машину.

— Не глухой, Ева, — облокачивается на дверь, — просто я заметил за тобой одну особенность. Когда ты голодная, ты злая. Вот заполнишь все свободные резервуары, подобреешь, тогда и поговорим. Хотя, говорить тут не о чем. Ты моя и точка.

— Я своя, Игнашевский. Своя! — ну, в чем-то он прав, от голода показатели моей вредности пробивают максимальные значения.

— Моя-своя-моя. Так лучше звучит?

На что остается только улыбнуться. Черт с ним. Пусть эти последние недели я буду его-своя-его. Голова и так пухнет, сердце и так ноет, душа и так рвется на части. Пора дать себе передышку.

Ян привозит нас в уютный, и что удивительно, семейный ресторан итальянской кухни, который так и называется «La mia famiglia». Классное название. И внутри царит по-настоящему теплая семейная атмосфера. Очень много посетителей с детьми. Малышня веселится в просторной игровой зоне, обнесенной невысоким заборчиком. Будь я помладше, с удовольствием присоединилась бы к детворе, уж такие у них там суперские кукольные домики с железной дорогой, что тянется вдоль всего заборчика, глаз не оторвать. Интересно, почему Ян приехал именно сюда? На человека, жалующего детей, он ни разу не похож. Или это попытка покорить меня? Показать, на какие лишения готов ради меня. Здесь-то сексом в туалете или прямо за столом не займешься.

— Где хочешь сесть? — окидывает взглядом заведение.

— А ты здесь уже бывал?

— Да, не единожды, — произносит без тени сомнения.

— И где садился?

— Где было свободное место. Обычно здесь битком.

— Тогда где-нибудь у окна.

Официант с роскошными усами а-ля Буденный, провожает нас к столику на две персоны, раздает меню и удаляется. В случае необходимости здесь имеется специальная кнопка вызова персонала.

— Не могу не спросить, — раскрываю меню, — почему это место? Тут же дети, много детей.

— И что? По-твоему я настолько одичалый?

— Ну, просто не вяжешься ты, твой образ жизни с детьми, мамашками, бабками и дедками, — поглядываю как раз на большое семейство, празднующее день рождения любимого чада.

— Маньяк-садист, ненавистник мамаш и детей, безнадежный ревнивец. Я ничего не упустил?

— А еще педант и доминант, — перевожу на него взгляд. Ой, как недобро блестят черные глазищи. Пару дней назад я бы испугалась, но не теперь.

— Благодарю.

— Ты на вопрос не ответил.

— Здесь вкусно готовят. Хозяин ресторана итальянец, повара итальянцы, даже некоторые официанты итальянцы. У Фабио семейный бизнес. Вон, — кивает в сторону бара, — в барменах у него муж дочери. Я как-то работал с итальянцами, они меня сюда и привели.

Вот и хорошо, а главное, честно.

Через полчаса нам принесли большую пиццу — много сыра на нежнейшем тонком тесте, две пасты и по традиционному десерту — бискотти. Что ж, Ян прав, готовят тут нереально вкусно. А когда поднесли кофе, когда я взяла печенье, чтобы испытать-таки гастрономический экстаз, на глаза попалась милая парочка. Они сидели рядом, все время обнимались, ворковали, смеялись. И что-то так тошно стало. Я тоже всегда мечтала о трепетных отношениях. О мужчине мягком, спокойном, рассудительном, с которым уютно, тепло, можно рассказать ему обо всем, получить поддержку.

А этот Ястребиный Коготь видимо успел заметить мой интерес к влюбленным, тогда же стал еще пасмурнее. Ну, все, еще чуть-чуть и разверзнутся небеса над моей головой. Хоть вообще ни на кого не смотри, ни с кем не говори.

— В чужом огороде трава всегда зеленей, запомни это, — выдает с видом всезнающего старца Фура.

— Ты это к чему?

— Я не идиот, Ева. И не слепой. Все сравниваешь меня с другими, все тебе кажется, что где-то невинные агнцы скачут, а ты тут бедная-несчастная с Диаволом во плоти вынуждена сидеть.

— Просто приятно наблюдать за нежными отношениями, только и всего. Или теперь глаза себе выколоть, рот зашить, нос с ушами заткнуть, а на лоб прилепить «Собственность Игнашевского».

— Тебе не хватает нежности? — складывает руки на груди. — По приезду домой могу тебя вылизать очень нежно. С ума сойдешь от такой нежности, зуб даю. А еще оргазма три получишь бонусом.

— Не все измеряется сексом.

— Зато от секса дети получаются, — и как-то двусмысленно хихикает этот Минотавр.

— Ты это к чему?

— Ни к чему, мысли вслух. Давно хотел поинтересоваться, принимаешь ли противозачаточные. Не забываешь?

— Все я помню. Залет самое страшное, что со мной может произойти.

— Ну да… Наелась?

— Объелась.

— Вот и славно. Поехали. Нам еще надо успеть затариться.

— И когда вылет?

— Послезавтра. Я уладил все рабочие вопросы раньше положенного, так что… можем не откладывать.

В торговом центре Ян вел себя весьма примерно, особо не приставал, однако было видно, терпит. И как стало ясно тремя часами позже на обочине трассы, терпелка у него сломалась. Игнашевский остановил машину, заглушил мотор, после чего быстрым движением расстегнул джинсы, а следом затащил меня на себя, предварительно приказав избавиться от штанов. И по его горящему взгляду поняла, что лучше не сопротивляться.

— Неужели это хуже голубиного воркования? — произнес у самого уха. — Когда мужик хочет тебя, постоянно думает о тебе, — и, сдвинув трусики в сторону, резко насадил меня на точно каменный член.

— Не хуже — вырвалось со стоном. — Но я хочу не только трахаться, Ян.