Мы спускаемся на первый этаж, минуем жилые комнаты, затем попадаем в небольшой тамбур, за массивной деревянной дверью которого мою девочку ждет сюрприз. Здесь она еще не была, я и сам редко сюда наведываюсь по причине занятости и каждодневной задранности.

— Ох, — слетает с пухлых губ, когда открываю дверь и пропускаю ее вперед. — Ничего себе, — скромно улыбается.

Да, у меня есть бассейн — большой, просторный и многоуровневый, а еще есть самый настоящий хаммам.

— Будем плавать?

— И плавать, и париться.

— Только я без купальника.

— Он тебе и не нужен.

Да уж, его дом набит всем чем можно под завязку. А вот расслабиться после столь муторного дня было бы здорово. Только что-то мне подсказывает, без приставаний со стороны Минотавра не обойдется. Голое женское тело на него действует безотказно.

— Куда сначала? — бодро стягивает с себя футболку, джинсы, носки и, наконец-то, трусы.

Ну, точно мне не сдобровать.

— В хаммам, наверно, — и следом снимаю с себя халат.

Стесняться я давно перестала. Ян умеет смотреть так, что былые недостатки начинают казаться достоинствами. Раньше, например, стеснялась своего немного выпирающего живота. По сравнению с Ольгой, у которой он всегда был плоский и подтянутый, у меня ниже пупка как образовался в подростковом возрасте запас на голодные времена, так и по сей день имеется. Хоть что с ним делай… Еще стеснялась шрамов на руке, но сейчас… сейчас все иначе. Да что там, я даже своей груди стеснялась, поскольку она, скажем так, большевата для моих пропорций. А Игнашевский в восторге от нее, причем в диком.

А хаммам просто загляденье — стены, полы, потолок выложены золотисто-бежевой мозаикой, по центру довольно просторного помещения возвышается каменный лежак, вдоль стен тянутся такие же каменные скамейки. Воздух уже успел прогреться, от пара все вокруг мерцает капельками воды. Однажды я была в подобном месте, когда с Олей летали в Турцию. Правда, от услуг отельного банщика отказалась, совершенно не хотелось быть облапанной волосатым мужиком. Сейчас со мной рядом такой же волосатый мужик, но куда брутальнее, да и волосы на его рельефной груди выглядят в разы привлекательнее, особенно выделяется дорожка от пупка, переходящая в аккуратно подстриженный остров, где растет необъятная пальма с парой кокосов.

— Нравится? — перехватывает мой взгляд. Блин, куда я пялюсь?!

— Задумалась, — скорее отворачиваюсь.

— О чем? — подходит ко мне.

— Обо всем и обо всех.

— И обо мне? — опускается на корточки.

— В том числе, — боже, как хочется дотронуться до него. Просто так, — как долго ты собираешься играть со мной? — все-таки касаюсь его лица, а Ян тут же припадает к ладони губами.

— Долго, Ева, — обхватывает за талию, — так долго, что ты успеешь состариться.

— Это слишком. Тебе надоест играть в одну и ту же куклу. А еще куклы часто ломаются, изнашиваются, выходят из моды.

Вдруг он кладет голову мне на колени.

— Есть куклы, которые никогда не выходят из моды, а если их беречь, если о них заботиться, то они способны пережить своих хозяев.

— Как-то пессимистично, — зарываюсь пальцами в черные волосы.

— Скорее реалистично. В жизни всякое бывает.

Еще бы! Особенно, если столько заниматься сексом! Как у него вообще сил хватает.

— Ложись на лежак, — выбираюсь из его объятий. — Ты какой-то замученный.

— И что ты будешь делать? Добьешь, чтобы не мучился? — садится на теплый камень.

— Не совсем, но больно будет.

— Заинтриговала. Мне на живот, на спину?

— На живот.

Когда Ян укладывается, я беру жесткую мочалку, гель для душа. Да уж, отдраить докрасна этого волкодава будет непросто. Предстоит хорошенько пропотеть, но верхний слой эпидермиса я с него сниму. А Игнашевский видимо приготовился к массажу, расслабился. Что ж, разочарование близко.

Быстренько смочив мочалу водой, выдавливаю на нее гель, вспениваю и приступаю. Поначалу довольно легко скольжу по панцирю этого броненосца, отчего он еще больше расслабляется. Но скоро усиливаю нажим, из-за чего на коже появляются отчетливые красные полосы.

— Ты решила с меня шкуру живьем содрать, да?

— Всего лишь пилинг.

— Угу, пилинг…

Тогда склоняюсь к его уху:

— Если вытерпишь, получишь подарок.

— Уточни сразу, какой именно. А то страдать за поцелуй в щечку как-то не хочется.

— Позволю связать себя. Подойдет?

И густые брови взлетают вверх.

— Согласен.

— Вот и отлично. А сейчас стисни зубы посильнее.

Следующие минут десять Ян действительно терпит, пока я его усиленно полирую. Задница Игнашевского горит, впрочем, все остальное тоже. С меня же струится пот, руки откровенно ноют от перенапряжения, но результат радует глаз. Зуб даю, завтра ему будет очень больно сидеть. Теперь мы квиты. А он вообще молодец, ни звука не издал. Лишь тяжело выдохнул, когда я закончила.

— Ты садистка, Краснова, — с трудом перевернулся на спину, — бляха муха.

— У меня хороший учитель. Вот точно так же горела моя задница после той порки.

— Не ври, не так, — и кое-как садится.

— Так, так.

— Чую, ты намеренно вывела меня из строя на ближайшие сутки.

— Пожалуй, мне нужно помыться, — беру мягкую мочалку.

Ян внимательно наблюдает за тем, как я натираю себя гелем, как тщательно мою голову. Наблюдает и постоянно кривится от боли.

— Ой, а как здесь можно смыть с себя пену?

— Вот так, — наживает на кнопку, что находится под лежаком, и с потолка начинает литься настоящий тропический ливень.

Только льется вода на Яна, мне же приходится подойти к нему вплотную. И пока смываю шампунь, ощущаю губы Игнашевского, он целует грудь, покусывает, ласкает языком. Н-да, его вообще невозможно вымотать, эта машина находится в постоянной боевой готовности. Однако все резко прекращается, Ян быстро поднимается, хватает меня на руки и тащит прямиком к бассейну.

— Плавать умеешь?

— Д-да, — толком среагировать не успеваю, как меня отправляют в полет, который заканчивается погружением в прохладную воду. — Ян! — спешно выныриваю. — Мерзавец! — отплевываюсь, убираю с лица волосы.

И доносится всплеск, после которого ощущаю его хватку.

— Думала, тебе сойдет с рук все это безобразие? — подхватывает под бедра, прижимает к бортику, а в следующий миг входит в меня и впивается в губы поцелуем.