того, как с ней побеседуют представители правоохранительных органов… Хотя что ей можно предъявить за давностью лет? Все сроки вышли.

Хотя мне было интересно, что же произошло на самом деле. Как ребенок Алексы оказался в семье ученых Ивановых?

Сестре Ирине на момент исчезновения-появления брата должно было быть девять лет. Сыну Алексы пять. А сыну Вероники Алексеевны – четыре. Год разницы. Ирина Геннадьевна старше брата на пять лет. Если бы у нее вдруг оказался другой брат, она не смогла бы этого не заметить! В девять-то лет. И где дети проводили лето? Вроде у Ивановых имелся дом в Новгородской области. Вероника Алексеевна поехала туда с сыном, но без дочери? Навряд ли.

Я решила, что не буду гадать, а задам интересующие меня вопросы Ирине Геннадьевне. Хотя она вполне может отказаться отвечать.

Я позвонила Кристине, спросила, дома ли Ирина Геннадьевна, а получив положительный ответ, попросила предупредить охрану на въезде в их поселок, что скоро буду.

– Ты не рвешь когти к Веронике Алексеевне? – удивилась Кристина.

– Там и без меня налетят коршуны. Я хочу поговорить с сестрой Алексея.

– Думаешь, она больше знает? Она же ребенком была, когда…

– Когда что?

– Не знаю! Честно. Я вообще не понимаю, как Лешкины родители могли подменить ребенка. Они… не такие. Приезжай.

Мы с Пашкой тронулись по уже знакомому маршруту.

Прямо перед нами в дом прибыла младшая из сестер Фомичевых Алина, чемпионка то ли мира, то ли Олимпийских игр, то ли и того, и другого по синхронному плаванию, и ее возлюбленный Коля, боец ММА. После пары минут общения с этими двумя у меня появилось твердое убеждение: когда Господь раздавал мозги, эти двое были на тренировке, причем она под водой, а Коля лежал в нокауте. Но они удивительно подходили друг другу и понимали друг друга с полуслова. Возможно, потому, что они и общались полусловами.

Мы расцеловались с Кристиной, и она кивнула наверх.

– Иди, тебя там ждут, – сообщила она. – Хотят посоветоваться. А я с сестрой пообщаюсь. Мы давно не виделись.

В комнатах Ирины Геннадьевны и ее супруга мы застали не только сестру Иванова-Сыроварова (или как его теперь правильно называть?), но и его мать (или не мать) Веронику Алексеевну и ее второго мужа, который сказал, чтобы его звали «просто Сергей». Вероника Алексеевна была во всем черном, глаза покраснели и опухли. По ней было сразу же видно: у женщины горе.

– Вы успели сбежать? – спросила я.

Они кивнули.

– Мы с вами хотим посоветоваться, – заговорил Сергей. – Просто по-человечески. Интервью под камеру давать не будем. Может, когда-нибудь, но не сейчас. Что вы посоветуете?

– Алексей был вашим сыном? – спросила я у Вероники Алексеевны.

– Я всегда считала, что да.

Но я знала, что генетическая экспертиза – серьезный аргумент. Современная наука позволяет определить мать и отца (если есть биологический материал) с почти стопроцентной точностью. И пусть Алекса действовала на свой страх и риск, лаборатория-то проводила исследования как обычно.

– Если бы подмена произошла в роддоме, вы могли этого не заметить, но одному ребенку было четыре года, а второму пять! Нельзя в таком возрасте не заметить, что ребенок не ваш!

– Можно, – ответила Ирина Геннадьевна.

Я повернулась к ней. У меня самой нет детей, но я считала, что это невозможно!

– Мои родители занимались наукой и были несколько оторваны от обычной жизни, – сказала она.

Вероника Алексеевна закивала.

– Хозяйством и нами с братом занималась бабушка. В период, о котором идет речь, мама и папа стали ездить за границу и читать лекции там, потом мы вообще уехали. По идее, подмена – если была – произошла в девяносто первом году.

– Это был ужасный период для ученых. Развал советской науки.

Мне пояснили, что ученые из России массово бежали дважды – в 1920-е годы, а потом в самом конце 1980-х и начале 1990-х. Железный занавес рухнул, упростилась процедура выезда – стало меньше формальностей и больше разрешений. Фактически массовая «утечка мозгов» началась в 1988 году. По официальным данным, в 1990 году Россию покинули 453 тысячи человек (не только ученых). Сколько покинули за все девяностые, не скажет никто. Уезжали на работу, к родственникам, на историческую родину. Статистика учитывала только тех, кто уезжал навсегда, а тех, кто уезжал работать по контракту и потом решал остаться, не учитывала. Хотя по некоторым данным, за все девяностые от нас уехали сорок пять тысяч ученых.

Западные страны быстро оценили потенциал России как поставщика научных кадров. Ученые бежали из России по нескольким причинам – низкие зарплаты, отсутствие научной базы, нехватка аппаратуры и оборудования, падение престижа научной работы, невозможность постоянных контактов с коллегами из-за рубежа. Интернета еще не было.

– Мы уехали не только из-за зарплат, – сказала Вероника Алексеевна. – В первую очередь из-за того, что муж хотел воплотить на Западе свои идеи. Ему обещали эту возможность. Возможность заниматься научной работой, что было для него главным в жизни. Ну и вести достойную жизнь, конечно. Это привлекало меня. Здесь ее не было.

– То есть вы уехали работать за границу?

– Мы считали, что уезжаем навсегда. Хотя мосты не сжигали. Моя мама уезжать отказалась и отдавать Лешу тоже. Да и нам там было бы сложно с двумя маленькими детьми… Тут она ими занималась и…

Я посмотрела на сестру Алексея. Она кивнула.

– Я была уже довольно самостоятельным человеком. Родители взяли меня с собой. А Лешке на момент нашего отъезда было три года. Мама не смогла бы нормально работать.

– То есть Леша остался с бабушкой, а вы втроем уехали. Так?

Мать и дочь кивнули.

– Но решили вернуться, – сказала я, констатируя факт, и вопросительно посмотрела на Веронику Алексеевну.

– Мой муж испортил дорогое оборудование… Он всегда был… неловким.

– Отец дома постоянно все ломал, – добавила Ирина Геннадьевна. – Бывают такие люди, у которых все падает из рук. Я помню, как он сломал кофемолку…

– Зато Сережа у меня все может починить. – Вероника Алексеевна с улыбкой повернулась к новому мужу и положила руку ему на бедро. Ее глаза светились любовью.

Она принялась рассказывать о том, как он сам провел воду в дом, где они живут – прорыв шестьдесят метров от колодца. Да и дом он построил своими руками! В доме все работает идеально. Сережа умеет все!

– Сколько вы прожили за границей? – спросила я, возвращая разговор к интересовавшей меня теме.

– Почти четыре года. А когда вернулись… Леша, конечно, сильно вырос. Но…

– Вы ни разу не приезжали?

– Нет. И тогда же не было скайпа, не было мессенджеров,