Я стремительно подхожу к парню и плюхаюсь обратно на лавочку.

— Ты потрясающий, Егор. Удивительный, заботливый, интересный, — хочу вложить в свои слова как можно больше нежности и убедительности. — А нехорошо мне стало от ароматизатора. Слишком едкий запах и…

И тут Егор взрывается.

Я первый раз вижу его таким. Он вскакивает со скамьи и угрожающе возвышается надо мной. Его глаза полны ярости и агрессии.

— Так почему ты молчала? Там, в ресторане, молчала и терпела, в машине — терпела. Что, так сложно сказать? Зачем вы, женщины, патологически делаете из себя страдалицу и жертвенницу? — бросает на меня последний гневный взгляд и срывается с места.

Смотрю в след удаляющейся в ночи фигуре. Егор хлопает дверцей автомобиля и, взвизгнув шинами, уносится прочь.

В этот момент я ловлю себя на мысли, что не чувствую практически ничего: ни вины, ни страха, ни сожаления, ни обиды и даже ни стыда. Мне абсолютно все равно. Единственное, что мне сейчас хочется — тушеного мяса с гречкой, приготовленное мной утром!

И томатного сока.

Точно! Томатный сок!

28. Агата

Я не знаю, что со мной происходит, но у меня, кажется, появились проблемы.

Со здоровьем.

Сегодня я не выдержала и записалась к гастроэнтерологу.

На среду.

Надеюсь, доживу.

С того самого вечера, когда меня стошнило прямо у подъезда, прошла целая неделя, но плохо мне до сих пор.

Оказалось, дело-то вовсе не в приторной пахучке, как я считала, а в чем-то другом. Возможно, мой организм пребывает в шоке от потребляемой мною пищи, к которой не привык, потому что я ем то, что готовлю сама.

Не знаю.

Но меня периодически тошнит. И тошнит как-то странно. Я могу целый день ничего не есть, а стоит посмотреть, например, на мною обожаемые финики, так меня выкручивает с такой силой, что кровь из носа начинает течь.

А еще я подсела на томатный сок: пью его взахлеб, наслаждаясь и получая поистине великое удовольствие. Хотя раньше не замечала за собой такого пристрастия. А потом меня тошнит… этим томатным соком. А через час я снова его хочу. И пью…

Такие дела.

Подозреваю, что у меня обострился мой хронический панкреатит, но дело в том, что привычные лекарства, которые мне всегда помогали, сейчас не справляются.

Поэтому в среду я иду к гастроэнтерологу сдаваться!

И хоть я и стараюсь держаться молодцом, но на самом деле мне страшно. Моя бабушка умерла от злокачественной опухоли в печени, у моего папы — хронический холецистит, а у меня — панкреатит. Я с самого детства мучаюсь периодическими приступами воспаления поджелудочной железы. Так что проблемы с пищеварительной системой у нас в роду.

— Представляете, Агата? — переключает на себя мое обеспокоенное негативными мыслями внимание клиентка, — он весь такой роскошный, с букетом потрясающих роз, встает посреди зала на одно колено и предлагает выйти за него замуж.

Женщине, которой сейчас я делаю свадебный макияж, глубоко за пятьдесят. И она — невеста. Сегодня у нее свадьба, она первый раз выходит замуж и светится так, что я ограничиваю себя в количестве нанесения хайлайтера на ее лицо, потому что оно и без того излучает свет и неподдельное сияние!

— Как мило, — сипло гундошу, потому что нос заложило, а из глаз самовольно катятся слезы.

Я не склонна к эмпатии, но этот милый и невероятный рассказ моей клиентки просто напрочь расшатал мою и так нестабильную душевную константу.

И когда я успела стать такой ранимой и сентиментальной?

Реву и реву…

Навожу в студии порядок, складываю косметические принадлежности на обработку и планирую выложить фото сегодняшней невесты в профиль соцсетей, как дисплей моего телефона разряжает студийную тишину.

Не скажу, что неожиданно, но из-за плохого самочувствия в последние дни мои мысли были посвящены совершенно другому. Я ожидала, что после произошедшего в ресторане Игнатов возникнет в поле действия моего радара уже на следующий день, но, как не странно, бывший муж, нагадив, ушел в подполье.

Я запретила себе мысленно возвращаться в тот вечер и прокручивать в голове каждое леоновское слово. Потому что его гнусное поведение и нелицеприятные слова уж больно напоминают банальную ревность, и если я в это поверю, то определенно усложню себе существование, и без того неопределенное и зыбкое.

Егор несколько раз присылал сообщения, интересовался моим самочувствием, но я подозреваю, что делал он это ради уважения, просто он так воспитан.

Сейчас Егор в Лондоне, мне об этом сказала Яна.

Жалею ли я?

Больше да, чем нет…

Жалею о наших увлекательных разговорах, скучаю по его рассказам и шуткам, грущу о потерянном друге. Сейчас я отчетливо понимаю, что больше, чем дружбу я бы не смогла ему предложить.

Потому что не готова…

Всё было хорошо, приятно, волнительно, трепетно, но сердце не отзывалось…

Я переживу.

И он переживет.

Разглядываю экран и не тороплюсь брать трубку.

Не хочу.

Голос его слышать не хочу… потому что… обиделась…

Телефон надрывно орет, сбрасываю вызов и ставлю режим «без звука».

Кладу в сторону, но так, чтобы видеть.

Леон еще пару раз пытается вызвонить меня, а потом на экране подсвечивается входящее сообщение.

От него.

С любопытством хватаю телефон и читаю:

Игнатов: Сашка рожает

Ох…

Я даже не успеваю прочувствовать эти два слова, как пулей вылетаю из студии, на ходу набирая Игнатова.

— Неужели!? — саркастично отвечает Леон, — а я думаю, что должно случиться, чтобы ты взяла трубку.

Не собираюсь вести с ним этот бесполезный диалог, когда моя лучшая подруга рожает!

— Выезжаю, — коротко констатирую я.

— Я уже здесь. Сдерживаю Макса, — хохотнув, произносит Игнатов, — он уже успел послать врача и переругаться с половиной персонала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Закатываю глаза.

Вот совсем не удивлена!

Бедная