— Леон Борисович, на днях код для Полозова будет готов. Осталось внести небольшие изменения в прогу, потом отправлю апликуху отревьюить вам. Черт, не забыть бы забэкапить прошлую версию, — с набитым ртом сообщает Виталя, поскольку я, вроде как, пригласил его обсудить рабочие моменты, а не пасти бывшую супругу, но знать Виталику об этом совсем не обязательно.

— Ты кушай, кушай, Виталя, — мне хочется отвесить ему «здоровенного леща» за весь этот айтишный заимствованный сленг, который я терпеть не могу.

Итак, я выбрал удобную позицию, чтобы… Чтобы что? Честно? Я сам не знаю для чего мне это надо. Лишний раз пощекотать себе нервишки? Или удовлетворить свое эго, типа смотри, кого потеряла и сравнивай, на сколько я лучше? Но этот сраный педант вовсе неплох, раз уж по-честному, просто я заочно его не перевариваю, и меня он конкретно так раздражает. А еще раздражает чавкающий Виталик, которому хочется двинуть в челюсть, но приходится молчать и терпеть.

Так, что мы имеем: одна бывшая жена, один вылизанный щегол, один придурок — это я.

Третий всегда лишний. Кто?

Рассматриваю Агату: мне кажется, за две недели она очень изменилась: сейчас я смотрю на нее ни как на женщину, с которой прожил немалое количество лет, а как на незнакомку.

Красивая.

Этот цвет костюма ей очень идет, придавая нежности и женственности. Только худенькая слишком. Что ж этот прощелыга ее не кормит? Заказал всякой дряни, сам вон как закидывается, а девчонка в салате ковыряется.

Неужели не замечает?

Меня накрывает такой отцовской злостью, будто я собственного ребенка оставил на время, чтобы за ним присмотрели, а его там обидели. И мне так хочется вырвать свое родное из чужих, недостойных его лап.

Сжимаю до хруста костей вилку, которой так ни к чему не притронулся.

Ничего, Виталя доест.

Любимая: Что ты здесь делаешь? Опять следишь? (злой смайл) — неожиданно приходит на телефон.

Смотрю в сторону Агаты: она левой рукой небрежно трогает волосы, словно поправляет, а правая с телефоном лежит на коленях под столом.

А это уже интересно!

Я: Деловой ужин с коллегой

Никакой пунктуации, никаких смайлов, никаких эмоций — пусть думает, что я здесь действительно по делу.

Любимая: То есть это совпадение?

Не буду сразу отвечать, выжду время. Пусть считает, что общение с ней не первостепенно.

Черт.

Руки чешутся ответить.

Держись, Игнатов, ты мужик или где?

Видимо, или где… поэтому пишу:

Я: однозначно совпадение

Молчит. Я не прячусь и открыто наблюдаю за ней. Что-то отвечает хмырю, улыбается, кокетничает.

Ну зараза!

— Да, я тоже так думаю, что Полозов этот — зараза еще та, — Виталик усердно кивает, соглашаясь со мной.

Что?

— Что?

— Я говорю, что согласен с вами, Полозов — еще тот козел, — повторяет Виталя, мерзко втягивая в себя японскую лапшу.

Отвратительное зрелище.

Н-да, надо было брать очкастого Игорька, тот хоть молчит. Всегда молчит. И вроде не ест ничего. По крайней мере, я никогда его не видел с чашкой кофе или чаем, да и во время обеда он всегда на рабочем месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ну ты не перегибай. Полозов наш постоянный заказчик. Твоя зарплата, Виталя, складывается благодаря таким, как Полозов. Так что зараза он или козел — дело второе. Главное, что он хорошо и своевременно платит, — включаю начальника, чтобы поддержать разговор. — А ты кушай, кушай.

Пусть лучше ест и молчит, а я спокойно вернусь на свой наблюдательный пост.

Любимая: И почему я тебе не верю?

Ага! Лед тронулся. Написала сама.

Я: Ну это твои проблемы

Смотрю на Агату.

Та, прочитав под столом сообщение, вспыхивает и поднимает глаза на меня. Ну наконец-то, узнаю родную фурию: глаза блестят, скулы ходуном ходят, из носа чуть ли не пар валит — это Агата заводится.

Бывшая жена достает руку с телефоном, кладет тот на стол, а потом той же рукой потирает свой подбородок и одновременно показывает мне средний палец. А вот теперь завожусь я, да так, что в брюках становится тесно.

Э-э-э, дружок, прости, но здесь не место.

Перевожу свое внимание на Виталика, у которого от жареного угря отвратительно блестит жиром рот, и мой бравый солдат в брюках падает смертью храбрых. Прости, брат, но так было надо.

Снова смотрю на воркующую парочку: Агата заливисто смеется и ее ухажер тоже. Она хватает белую салфетку, промакивая капельки слез в уголках глаз, а потом обмахивается ею.

Весело им, черт возьми.

Ему она улыбается, дарит свою озорную, белоснежную улыбку, а мне достаются вороватые факи.

Я: Так ты не ответила. Вкусно тебе? А че не пьете ничего? Твой ухажер трезвенник? Или язвенник? А, может, ценник не рассчитал? Не хватает?

Я просто выливаю ушат с помоями, но остановится не могу. Бесит, злит, изнутри выкорчевывает.

Агата читает сообщение, и улыбка медленно сползает с ее красивого лица. Я жду от нее очередной колкости, жду, что пошлет на хрен, но совершенно не жду вот этого взгляда: печально-жалостливого. Она крутит головой, будто разочаровываясь, а он берет ее за руку, успокаивая.

Она жалеет меня?

ЖАЛЕЕТ МЕНЯ?

То есть я настолько жалок, что заслуживаю вот этого снисходительного взгляда порицающей матушки?

Любимая: Тебе не идет быть дерьмом. Это не твое.

Даже так?

Я: А тебе не идет так откровенно-вызывающе себя вести

Через пару минут приходит очередное сообщение, где бывшая жена посылает меня далеко и надолго, а в конце добавляет эмоджи — поднятый вверх средний палец. Второй раз за вечер.

Наверное, пора сворачивать свой наблюдательный пост и валить на все четыре стороны, куда меня, впрочем, и послали.

Все-таки лишним оказался я.

Я опять облажался.

Опять нас откинуло друг от друга еще на несколько шагов. Каждое мое решение, каждое действие отдаляет всё