– Депутата мы проверяли. В принципе ничего, кроме того, что выяснила ФСБ, когда он избирался, не нашли. Может, свежие дела?

– Может, и свежие. Посмотрите там повнимательнее. Что-то есть обязательно. Следы – лишнее подтверждение, что это убийство, а не просто бытовая ссора с печальными последствиями. Кто-то приехал специально, чтобы убить.

– Мне тоже так кажется, Алексей Петрович. Жаль, пока не можем этого гада вычислить. Но еще не вечер.

– Вот именно. Не вечер.

Округин убрал телефон в карман штанов и собрал пожитки. Хватит в конце концов в мокрых трусах по берегу дефилировать.

– Уже уходите?

Алексей недоуменно обернулся и увидел Анжелу, возлежащую на шезлонге. А эту откуда принесло? Слышала она разговор или нет?

Анжела была в бикини, с трудом скрывающем ее прелести, и почему-то в красных босоножках. Их-то чего не сняла, раз скинула все остальное?

– Доброе утро, Анжела. А вас разве не заставили помогать к празднику готовиться?

Она рассмеялась:

– Ну что вы, разве меня можно заставить… Я делаю только то, что хочу.

Это точно. Не поспоришь.

– Так вы, Анжела, позагорать решили? Погода вроде не совсем подходящая?

– Ерунда. После дождя свет солнца рассеянный, а потому безопасный для кожи. Проверить не хотите?

– Честно говоря, мне пора уходить. Обещал Аркадию помочь.

Анжела привстала на шезлонге. Тоненькая бретелька лифчика сползла с плеча, открыв грудь еще больше.

– Полно, Алексей. Я же вижу, вы совсем не против… отдохнуть немного.

Округина прямо затошнило от такой откровенности. Взять бы эту Анжелу да выпороть! Солдатским ремнем по голой попе!

– Знаете, Анжела, напрасно вы так оголились. Погода промозглая, можете легко простудиться. Нос распухнет, чего доброго, сопли потекут. Испортите всем аппетит.

Повернувшись к одалиске спиной, Алексей пошел к своей избушке. Сзади крикнули что-то нецензурное, но ему было все равно.

Когда он, переодевшись в сухое, отправился трудиться в поте лица, Анжелы на берегу уже не было. Может, дошло, наконец, хоть что-нибудь? Нет, вряд ли. Подобные ей особи женского пола не меняются. Как у таких вообще могут рождаться дети? Их надо стерилизовать при наступлении детородного возраста. Повезло еще, что рядом с ее ребенком оказался Владимир. Вот кто был рожден, чтобы стать отцом. Настоящим, преданным, любящим.

Округин ожидал увидеть на поляне под вязом суету, но кроме сидящей в тени на лавочке Альбины там никого не было. Он уже хотел было поинтересоваться у депутатши, куда все подевались, но вовремя вспомнил, что по причине своего плебейского происхождения, а также принадлежности к семье простого сторожа он у нее не в чести, и прошел мимо. Аркадий обнаружился за штабелями досок. Он просто курил, сидя в тенечке.

– Я думал, тут народ кровь мешками проливает, а у вас тишь да гладь, – сказал Алексей, присаживаясь неподалеку.

– Да все готово в принципе. Зинаида только никак не остановится. Хочет, чтобы все было идеальней идеального.

– Наверное, отличницей в школе была?

– Как ты догадался? – спросил Аркадий.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Женщины – это что-то! Честно говоря, я сбежал от них.

– Да я уж понял. Может, в самом деле помощь нужна?

Аркадий приободрился:

– Слушай, сходи в дом за шваброй.

– За чем?

– Понимаешь, они так полы мыли, что у швабры ручка сломалась. Принеси, я другую приделаю.

– Ладно.

Алексей поднялся.

– Только на глаза им не попадайся. Они буйные чего-то с самого утра.

– Постараюсь.

Алексей прошел вдоль пристройки и, поднявшись на крыльцо, постучал. Ему никто не ответил, и он вошел в дом. В коридоре, который обычно в русских избах не отапливается, было прохладно. За дверью слышались голоса, но тут было тихо, только урчали, работая, два холодильника. Неизвестно зачем Округин заглянул в один из них. Надо же! Он считал, что подготовка к юбилею старушки идет ни шатко, ни валко, и все только и делают, что ничего не делают. Оказывается, незаметно для чужих глаз готовились какие-то рулеты, варился холодец, резались овощи для салатов, тушилась картошка, жарилась рыба. Все это уже готовое заполняло холодильник снизу доверху. Снедаемый любопытством, а пуще – голодом, он заглянул во второй. Там в трех больших кастрюлях мариновалось мясо. Ого! Значит, к обеду будут еще гости, кроме членов семьи? Или они неделю гулять собираются?

Из двери, ведущей в жилую часть дома, выскочила Оля и чуть не сбила его с ног.

– Алексей Петрович, пойдемте скорее отсюда, нас могут услышать!

Она потянула его к выходу. Округин не успел даже рта раскрыть, как оранжевый заяц вытолкал его за дверь и там выпалил:

– Олежку вчера позвали в ФСБ и там… там…

Оля задохнулась от волнения:

– Вручили медаль за спасение утопающих?

– Нет! Что вы! Его допрашивал генерал!

– Прям целый генерал?

– Их двое было! Целых два часа! Олежка вернулся без лица вообще!

– А лицо там оставил?

– Алексей Петрович! Здесь нет ничего смешного! Олежка в шоке! Ничего не ест и не пьет! Родителям сказал, что отравился, а сам со страху корчится! Тех, кто нам наркотики выдавал, арестовали! Тех, кто им выдавал, говорят, тоже! Олежка боится, что его посадят, а отца с работы попрут!

– Это хорошо, что он за отца переживает. Лучше поздно, чем никогда.

У Оли глаза вылезли из орбит:

– Как поздно? Уже поздно? Вы же говорили, что все обойдется! Что нам ничего не будет!

Округин почувствовал, что устал от восклицательных предложений. Он взял Олю за руку и повел подальше от дома, за елки. Здесь все ходят за елки. Может, там в самом деле лучше?

– Послушайте, Ольга Аркадьевна, – сказал он официальным голосом и повернул зайца к себе лицом. – Хватит играть в игры. Я же говорил вам – пора взрослеть. Что вы скачете и орете как оглашенная? Ничего с вами и вашим обосравшимся от страха племянником не сделается. Если после разговора до него дошло наконец, что он занимается преступным бизнесом, а это всегда заканчивается одинаково, то, значит, поговорили с ним… хорошо. В равной степени все, что ему сказали, касается и вас, Ольга Аркадьевна. Зарубите на вашем курносом носу. Понятно?

Бледный заяц только молча кивнул. Округину стало его жалко.

– Оля, обещай, что ты к таким делам больше ни на шаг не подойдешь и на правах старшей не позволишь это сделать Олегу.

– Разве он меня послушает?