Ему вдруг ужасно захотелось ее увидеть. Прямо смертельно! Может, позвонить и попросить выйти? Просто обнять ее, поцеловать и заставить дать клятву, что она никогда и ни за что его не бросит.

Округин усмехнулся, удивившись своей глупости, и пошел к реке.

Послезавтра юбилей. Надо связаться с Саней и дать задание встретиться с сиделками, чтобы выяснить, знают ли они что-нибудь о случившемся. Даже не нужно ждать сообщения от Владимира. Агентство предоставит всю необходимую информацию о своих сотрудниках. Главное, сделать все быстро.

Спать он лег ближе к двум ночи. А в семь утра его разбудил звонок. Он посмотрел на экран и сначала даже не поверил своим глазам. Звонила баба Маша.

Нашлась все-таки!

– Алексейка, это ты, что ли, мне телефонил? – заговорила она, и Округин чуть не умер от счастья. Сто лет никто не называл его Алексейкой. Детское имя ласкало слух и заставляло вновь ощутить себя родным и близким кому-то.

– Ты куда подевалась, баб Маш?! – счастливо улыбаясь, закричал Округин.

– Так я с утра до ночи в огороде. Телефон этот тяжелый, с собой не беру. Ну как вывалится в грядку, где его потом искать? А вернусь домой, ноженьки не держат. Сразу спать ложусь, не смотрю на него. Сегодня случайно глянула, а там написано, мол, Алексейка звонил четыре раза. Чего ж ты не едешь ко мне?

– Приеду обязательно! Ты жди.

– Дождешься тебя, как же! Ты ж как веник электрический! Туда-сюда, туда-сюда! Смотри, помру скоро, так и не узреешь моей красоты!

– Да что ты, баб Маш! Я скоро приеду, только закончу тут дела.

– А что ты там делаешь? Макарушку ведь схоронили давно?

– Заехал к людям, у которых он работал. Хотел на память взять что-нибудь.

– Вот горюшко-то…

Алексей услышал, как баба Маша заплакала.

– Ты не плачь, баб Маш. Приеду, тебе шаль привезу красивую. Будешь перед товарками красоваться.

– Да не перед кем красоваться, Алексеюшка мой родимый. Все товарки повымирали давно, как мамонты. Вот и я уж подумываю, не пора ли…

– Ты это брось! Даже думать не начинай! Ты еще молодая!

– Скажешь тоже.

– Да не скромничай, чего уж там! Помнишь, ты рассказывала, что к тебе сватались?

– Председатель бывший, что ли? Так это когда было! В прошлом годе!

– В прошлом годе? Так ты у меня невеста на выданье?

Бабушка Маша захихикала в трубку:

– Какое там! Я ж ему отказала! Иди, говорю, отсюда, хрыч старый! Я себе помоложе найду!

– Ну, а я за шо!

– А ты как сам то? Не полысел еще?

– Да нет вроде, – улыбаясь, ответил Округин.

– Скучаю я по тебе, Алексеюшка. Хоть бы глянуть разок. Может, ты у себя хоть видеосвязь наладишь? Или скайп какой-нибудь? Я с врачом своим то и дело по телевизору разговариваю. Вчера показываю ему, как у меня после работы рука опухла, а он мне говорит…

– Баб Маш! Ну ты артистка! Что ж ты не сказала, что у тебя видеосвязь есть? А тебя во всех мессенджерах искал! Скажи хоть, как ты до врача своего дозваниваешься?

– Да просто. Называется эта связь – вайбер. Я на телефоне, что ты подарил, значок найду, потом его имя в чате, а после нажимаю на телефончик. Там на экране вверху трубка нарисована. А уж после жму на…

– Погоди, не тараторь. Я все понял. Видно, ты мой звонок пропустила просто. Сейчас я тебе позвоню, а ты ответишь и на значок с камерой нажмешь. Договорились?

– Давай, звони.

Округин набрал номер и включил камеру. На экране что-то замелькало, потом появился шкаф, а затем наконец лицо бабушки Маши.

– Ну что, видно тебе меня? – спросила она, пристраиваясь перед камерой и надевая очки.

– Видно! – завопил Округин.

– Да чего ты орешь, оглашенный? Здравствуй, Алексеюшка, сокол ты мой ясный! Вот и свиделись!

Лицо бабушки Маши на экране сморщилось:

– Баб, ты что? Не вздумай плакать!

Алексей погрозил пальцем, хотя сам еле сдерживался, чтобы не зареветь от счастья.

– Да мы с тобой теперь каждый день по телевизору видеться будем! Надоем еще!

Бабушка Маша улыбнулась сквозь слезы:

– Лучше приезжай быстрей. Вживую все же лучше.

– Скоро приеду, правда. Побываю на одном важном мероприятии и заеду к тебе.

Прощаясь, она перекрестила экран:

– Господь с тобою.

Улыбаясь, Округин выключил телефон и неожиданно хлопнул себя по лбу. На волне радости от видеовстречи с бабушкой он совершенно выпустил из виду, что на юбилей Ады Львовны не приглашен. Более того, все уверены, что он уберется с дачи до начала широкомасштабных мероприятий. Собственно, именно так он и собирался поступить. Его физиономия почти неделю маячит перед глазами членов семьи, немудрено, что некоторые из них не скрывают раздражения. Но, во-первых, он не может покинуть это место, пока не выяснит все, что можно. Во-вторых, каждую минуту могут появиться новые сведения, которые необходимо будет подтвердить или опровергнуть. Сделать это из номера отеля в Воронеже трудновато. Нужна не только информация: важно, как на нее среагируют. Испуг, возмущение, равнодушие, гнев. Эмоции скажут гораздо больше, особенно когда наблюдать их воочию.

Все это Округин мысленно говорил сам себе и знал, что лжет. Причем именно самому себе. Он хочет остаться не из-за затеянного им расследования. Все равно на данном поприще он почти потерпел фиаско и может смело в этом сознаться. Убийцу он не вычислил и, возможно, сделать это так и не сумеет.

Просто… просто приближается понедельник, вот и все объяснение. И почему-то – совершенно непонятно почему – уверенность в том, что он улетит вместе с Полиной, становится все более призрачной. Откуда это предчувствие неудачи? Отчего он боится об этом думать? Почему не хочет уезжать из дома Ольховских, оставив Полину? Не из-за того ли, что где-то глубоко в подсознании точно знает: все закончится не так, как планировалось и мечталось.

А может, не надо себя накручивать? Чего он рассиропился? Он же всегда был уверен, что будет так, как он захочет? Надо прекратить себя программировать на плохое!

«Ты же по жизни победитель! Так будь им! Взбодрись и перестань размазывать сопли по бледным чахоточным щекам!»

Взбодриться в самом деле получилось. Все-таки не зря он посещал тренинги известного американского коуча, на которых тот обучал Округина самоконтролю и управлению сознанием.

Убедив себя, что все в его руках, Алексей вышел из сторожки и бодрым шагом направился в сторону «чудесатого» дома Ольховских. Было довольно рано, но где-то уже стучали молотком. Поди, Аркадий стол для банкета укрепляет.

Поднявшись на крыльцо финского домика, он прислушался и осторожно постучал.