они Грейс нравятся. Я начинаю напевать. Подхватываю мелодию на той же ноте, на которой бросила ее несколько часов назад. И, выйдя из зала, вдруг замечаю в фойе темный силуэт, освещенный алой надписью «Выход». Там, во тьме, кто-то сидит. Я вскрикиваю.

– Профессор Фитч.

Шарю по стене в поисках выключателя. Элли. Устроилась на полу в своем черном одеянии. Спиной привалилась к кирпичной стене, колени обхватила руками. И смотрит на меня так убийственно напряженно, что мне приходится напомнить себе, кто передо мной.

– Элли! Господи Иисусе, как ты меня напугала.

– Простите, профессор!

Она тут, на полу, прямо лагерь разбила. Расстелила свою блестящую шаль. Поставила у ног стаканчик с чаем из библиотечного буфета. Рядом с ним – горстка кожурок, должно быть, содранных с жалкого мандарина. А подле бедра лежит текст «Все хорошо», весь испещренный разноцветными пометками.

– Давно ты тут сидишь? – спрашиваю я.

– С конца репетиции.

– С конца репетиции? Элли, уже ведь несколько часов прошло.

Ее бледное личико вспыхивает.

– Ничего страшного. Я делала домашнее задание. Иногда я прихожу сюда поработать. Я ведь в общежитии живу, совсем рядом.

Она кивает на темное окно, на царящую за ним ночь, на черную пустоту.

– Оу, – отзываюсь я.

– Так что я просто учила текст.

Мне представляется, как Элли сидит тут в темноте, чистит мандарин и зубрит свои реплики. Как трогательно. Жутковато, конечно, но трогательно. Взгляд у Элли такой, словно она хочет мне что-то сказать. Но она никогда не говорит прямо. Даже придя ко мне в кабинет, всегда просто стоит в дверях, опустив по швам дрожащие руки. И ждет, пока я из нее все не вытащу.

– Ты сегодня великолепно играла, – говорю я.

– Правда?

– Да! Просто превосходно! Ты меня вдохновила. Можно сказать, заново открыла для меня эту пьесу.

– Спасибо. – Они низко склоняет голову. Не отваживается показать мне, как она счастлива, что я ее похвалила. Это было бы слишком откровенно. – Что ж, – сообщает она полу, – не сомневаюсь, Бриана тоже отлично сыграет эту роль.

Я смотрю на ее тусклые, темные по всей длине и светлые у корней волосы. Похоже, Элли пыталась выкрасить пару прядей в фиолетовый. Но получилось слишком бледно.

– Конечно, – киваю я. – Она тоже хорошо сыграет.

– Слышала, она сегодня приболела, – шепчет Элли.

И поднимает на меня широко открытые серые глаза.

– Приболела?

Внутри взвивается паника. Паника? Да нет, почему же? Скорее злость. Я должна злиться. Она ведь наверняка притворяется. Выжимает из ситуации максимум, как она это умеет.

– Мне Тревор сказал после репетиции. Говорит, она весь день провела в постели. Просто встать не смогла. Прислала ему сообщение, что ей больно двигаться. Даже текст набирать больно.

Я не отвечаю. Пришел мой через опускать голову. А мои губы тем временем растягиваются в усмешку. Дьявольскую усмешку.

– Может, грипп? – предполагает Элли, милосердно заполняя тишину.

– Может быть, – отзываюсь я.

– Я как-то болела гриппом. И мне тоже было больно двигаться. И сообщения писать. И даже дышать.

Киваю, глядя в пол. Он такой твердый. Как ей удалось просидеть на нем столько времени?

– Что ж, Элли, сейчас как раз гриппозный сезон. Нужно одеваться потеплее. А то мало ли что подхватишь.

– Хорошо, я буду.

– Вот и прекрасно.

– Профессор Фитч?

– Миранда, Элли. Я ведь уже просила тебя называть меня Миранда.

– Миранда. Я просто хотела спросить вас кое о чем. Я бы и раньше спросила, но не решилась вас беспокоить. Заглянула в зал, а вы там сидели такая… отрешенная.

«И ты решила прождать меня здесь четыре часа? В темноте, наедине со своим мандарином?»

– Что такое?

– Мне просто было любопытно, попробовали ли вы мою смесь для ванны?

– Смесь для ванны? Какую смесь?

– Которую я для вас приготовила, помните?

И тут я вспоминаю. Вспоминаю маленький пакетик с сухими травами, маслом и солями, который вчера, уходя из театра, нашла лежащим поверх своей сумочки. Среди травинок тут и там пестрели какие-то цветочные лепестки, а к самому пакетику был прилеплен сиреневый стикер с надписью: «От Элли». Сейчас он лежит у меня в бардачке, и в машине из-за этого пахнет какой-то помесью тайги и шалфейного поля.

– Ах, смесь для ванны. Ну конечно! – лгу я. – Она чудесна. Именно ее-то мне и не хватало.

Подняв глаза на Элли, я улыбаюсь. Интересно, поверит ли она мне? О да, она поверила. Прямо просияла.

– Правда? Значит, сработало?

– Сработало?

– Ну, видите ли… Я прочитала над ней коротенькое заклинание. Чтобы вы поскорее поправились. Смесь ведь обладает целебными свойствами, я вам говорила.

Элли отводит глаза. Должно быть, стыдится своего увлечения мистикой.

– Серьезно?

Она важно кивает:

– Да. И, по-моему, оно сработало. Вы сегодня выглядите гораздо лучше, Миранда.

– Да? О, да! А я-то все гадала, с чего бы это? Но теперь ты, Элли, все прояснила. Спасибо большое, – серьезно, без тени усмешки, произношу я.

Элли снова расцветает. И выглядит это как-то жутковато. Не могу отрицать, в ее настойчивости и страстности есть что-то тошнотворное. Со стороны и не подумаешь, какие глубокие и сильные чувства таятся под этим непритязательным обликом. На мгновение Элли предстает передо мной такой, какой ее видит Грейс. Угрюмой невзрачной девушкой, одержимой единственным горячим желанием. Но ведь именно поэтому из нее и получилась бы идеальная Елена.

– Спокойной ночи, Элли, – говорю я. – Не забывай одеваться потеплее.

Иду через холл и чувствую, что она смотрит мне вслед. А потом кричит в спину:

– Хотите, я сделаю для вас еще одну?

– Еще одну? – переспрашиваю я, обернувшись.

– Еще одну смесь для ванны.

В позе ее столько надежды. Столько в веры в собственные чудодейственные способности. А мне совсем не хочется разрушать ее фантазии.

– Да, конечно. Почему бы и нет?

Глава 13

– Лучше? – повторяет Марк.

Свой в доску парень явно в шоке. Я что, действительно произнесла здесь, в подвальном спортзале «Спинального отделения», слово «лучше»?

Я сижу на одном из стоящих рядком массажных столов и смотрю на Марка. А тот в свою очередь смотрит на мою правую ногу, которой я быстро-быстро покачиваю в воздухе. Лучше? Мне? Разве это не запретное слово, едва заслышав которое, я тут же принималась яростно мотать головой? Нет-нет. Мне не лучше. Точно не лучше. Мне ведь никогда не становится лучше. Только хуже и хуже. Во веки веков.

– Мне так кажется, – шепчу я. И добавляю неуверенно: – По-моему, мне стало лучше. Конечно, это продолжается всего пару дней… – Дней, в которые я ни разу не открывала гремящие в карманах пузырьки с таблетками. Хотя и