объективны, не означает, что они субъективны. Это также не означает, что они могут быть сведены к тем социальным, экономическим или политическим условиям, в которых возникают.

Латур работает в рамках развивающейся междисциплинарной области, которая имеет международное название Science Studies (исследования науки) и которая была основана в Горной школе Парижа (École Nationale Supérieure des Mines) – своего рода эквиваленте Технологического института в Стокгольме. Исследования науки – динамичная сфера социальных исследований, с историей примерно в три десятилетия. Ее представители сочетают риторический анализ с социологией знания, философию – с антропологическими исследованиями.

Одним из ее предшественников является Томас Кун, автор новаторского исследования «Структура научных революций» (1962), благодаря которому понятие «смена парадигмы» вошло в повседневное употребление. Другим предшественником является Людвик Флек, написавший в 1935 году небольшую, но ошеломительную по содержанию книгу «Возникновение и развитие научного факта: Введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива».

Центральным положением исследований науки является то, что человек не открывает знание, но производит его. Определенной важностью обладает также так называемый принцип симметрии, согласно которому истинное и ложное, правильное и ошибочное, факт и вымысел должны рассматриваться симметрично, в их соотношении. Согласно общепринятому пониманию научной теории, нужно объяснять, почему та или иная идея или теория ошибочна, а не как и почему что-то может считаться верным.

То, что Земля вращается вокруг Солнца, не сразу было принято как истина. Это произошло спустя примерно сто лет после того, как Коперник сформулировал свою идею. Только когда идея получила распространение в социальных, политических и научных «сетях», ей удалось сломить сопротивление приверженцев старой парадигмы, и она стала восприниматься как истина.

Латур и его коллеги, однако, изменяют ракурс видения проблемы. Латур говорит не о том, что когда идея верна, она может получить распространение, но о том, что идея представляется верной именно тогда, когда получает распространение. Как раз такие процессы производства фактов и описывает Латур в своих книгах.

Когда я встречаюсь с Латуром в отеле в Дареме, то застаю его углубившимся в чтение «Волшебной горы» Томаса Манна – романа, повествующего об инженере, который проводит семь лет в санатории в горах и становится гуманистом. Мы отправляемся в ресторан «Another Thyme» в центре Дарема. Латур заказывает жареную рыбу с картошкой.

Он признается, что не считает себя критиком естествознания. Напротив, он подчеркивает свое уважение и даже любовь к этой трудной науке.

«Мы вовсе не стремимся делегитимизировать или критиковать естественные науки, мы хотим включить научную практику в сферу антропологии», – продолжает Латур. Он и его коллеги стремятся точно описать, что на самом деле происходит, когда ученые пытаются открыть законы природы и расширить область знаний, – и неважно, идет ли речь о Луи Пастере, об изобретении дизельного двигателя или о неудачно спланированной транспортной системе Парижа. «Мой проект всегда направлен на поиск способов описания и определения того, что принято называть „режимами истины“».

Большое значение имеют для Латура такие мыслители, как Мишель Серр, Фуко и Делёз. Он подчеркивает коллективный характер своей работы и считает себя не более чем «письменной принадлежностью» для своих коллег, Мишеля Каллона и Изабель Стенгерс. «Мы не запираемся в своей философской крепости, французская модель работает по-другому».

Латур родился в Бургундии в состоятельной семье виноделов, изучал философию и библеистику, а во время двухлетнего пребывания в Африке открыл для себя антропологию. Он прибыл в Кот-д’Ивуар в 1973 году, в разгар нефтяного кризиса. Там он изучал антропологию развития и теорию модернизации и провел свои первые практические исследования.

В Африке я осознал, что те же методы исследования могут и должны использоваться применительно к технологически развитым контекстам. Так что я решил взглянуть на обратную сторону медали и отправился в Калифорнию, чтобы там заняться лабораторными исследованиями.

Результатом этих исследований стала книга «Лабораторная жизнь: Конструирование научных фактов» (1979) – описание того, чем занимаются ученые и прочие участники исследовательского процесса, включая машины, с девяти утра до пяти вечера.

Как минимум два момента роднят Латура с покойным Витгенштейном: доходчивый и свободный стиль изложения и мысль о том, что смысл того или иного утверждения зависит от правил языковой игры, в рамках которой это утверждение циркулирует. Язык и значение не могут исследоваться вне их живого контекста, в противном случае язык отправляется на каникулы.

Схожим образом Латур утверждает, что если мы хотим понять науку, мы должны изучать сам процесс ее осуществления, а не полученные результаты или провозглашенные верными идеи. Нужно также понимать разницу между тем, как ученые описывают свою научную деятельность, и тем, что они на самом деле делают.

Связь фактов, производимых в научной лаборатории или в письменных трудах, с Природой не так уж и прозрачна – да и вообще, согласно Латуру, никакой природы в привычном смысле не существует. Его теория разрушает стены между обществом и природой, обществом и наукой, внешним и внутренним, и заменяет всё это такими понятиями, как «сеть», «акторы» и «перевод».

Лучше всего это аргументируется в работе «Наука в действии: следуя за учеными и инженерами внутри общества» (1987). Книга представляет собой своего рода пособие по слежению за учеными и инженерами, за их деятельностью в обществе, и это вовсе не шутка. На самом деле, это захватывающая программа новой философии науки, написанная изящно, с характерным для автора юмором и снабженная множеством примеров – от телефона Белла до днк.

Перспектива исследований Латура немало напоминает формализм и семиотику. Когда русский культуролог Владимир Пропп занялся исследованием народных сказок, фон и передний план поменялись местами. Сказочный герой рассматривался как формальная функция, как смазка в текстовом механизме. В работах Латура не только исследователи, но также и их инструменты, и результаты исследований предстают в таком же свете.

Я всегда поражался тому, насколько идеально подходит семиотический подход для обращения с монументом науки. Семиотике нет никакого дела до разницы между гномами, драконами и молекулами – она обращается с ними одинаково.

В работе, посвященной национальному герою Франции – основателю микробиологии Луи Пастеру, Латур показывает, как ученому-химику удалось изменить французское общество. Главную роль здесь играют невидимые микробы. Бактерии, как известно, стали грандиозным «открытием» Пастера, но Латур вращает калейдоскоп и утверждает, что бактерии в свою очередь открыли Пастера.

В лице Пастера бактерии получили своего непревзойденного представителя. Латур не говорит, что бактерия является конструктом; он утверждает, что Пастер изобрел новый мир путем успешного переопределения старого, и оказалось, что в этом новом мире на всех новых тропах копошатся бактерии.

Кроме того, Пастер обладал непревзойденной способностью находить единомышленников,