У него просто не нашлось аргументов, чтобы вам что-то возразить, настолько он был растерян и подавлен, — продолжал суесловить Кушнер со слащавой улыбочкой коммивояжера.

— Это-то меня больше всего и настораживает, — согнал с лица самодовольное выражение президент. — Почему он не стал мне возражать? Ведь, без сомнений, он должен владеть всей полнотой информации. Или же его прихлебатели-царедворцы скрыли от него правду?

Джаред, вслед тестю тоже сделал лицо серьезным:

— При всей моей нелюбви к русским, этот Афанасефф отнюдь не похож на человека, которого можно просто так обманывать.

— Вот и я об этом думаю, — нахмурился Трамп. — Он далеко не прост, несмотря на свою нелепую внешность. Почему же он тогда так легко согласился с моим мнением по данному инциденту?

— Какая нам разница, почему он так легко принял вашу точку зрения? Главное заключается в том, что это, в любом случае, играет нам на руку, — промурлыкал пронырливый родственник.

— Нам остается только надеяться на то, что он и дальше будет придерживаться прежней позиции, — вздохнул Трамп. — И еще надеяться на то, что он не станет трезвонить по всему миру о нашем фиаско.

— В этом можете не сомневаться, Дон. — Если бы у него были подобные планы, то он уже непременно оповестил мир о своей «грандиозной» победе над мировым капиталом, — усмехнулся внештатный советник. — А он повел себя гораздо умнее, почти в открытую потребовав с нас плату за свое молчание.

— Вот именно, — согласился с доводом Кушнера президент, — то о чем я тебе и толковал. Он очень непрост.

— Только вот, не слишком ли дорого нам придется за это заплатить в ООН? — выразил осторожное сомнение Джаред. — Вы ведь сами проявили бдительность, заявив ему, что он добивается раскола в рядах союзников.

— Думаю, что не слишком дорого, — задумчиво ответил президент. — Что такое ООН? Это просто помпезно оборудованное место для пустопорожней говорильни, в котором стороны не столько отстаивают свое мнение, сколько упражняются в красноречии. Ну, проявим мы толику сочувствия по погибшим при обстреле. И что? Сегодня заявим, а завтра об этом уже никто и не вспомнит.

— У русского диктатора на этот счет иное мнение, раз он акцентировал на нем свое внимание, — опять вкрадчиво посмел внести долю сомнений агент Моссада.

— Не заморачивайся на этом деле, сынок, — беззаботно отмахнулся тесть от сомнений зятя. — Наше особое мнение никак не повлияет на дальнейшую судьбу резолюции Совбеза, так лелеемую русскими. Я же уже, кажется, говорил, что любители шампанского и ямайского рома ни за что не пропустят ее в той редакции, которую предложат византийцы. Мы же, своей отличной позицией, напротив, продемонстрируем всему миру, как свою беспристрастность, так и свою принципиальность, осуждая терроризм в любой его форме, невзирая на то какая страна его в данный момент пытается культивировать. Скажу даже больше. Своей позицией мы задекларируем себя, как единственных в мире защитников права и справедливости. Глядя на нашу беспристрастную позицию, к нам потянутся все, кто еще колеблется в выборе правильной стороны.

— Все это, конечно именно так, как вы и говорите, Дон, но не посеет ли это в стане наших верных союзников некоторое смятение? Если вы мне поручите составить текст, оглашающий нашу официальную позицию по данному вопросу, то я смогу постараться изложить ее так, чтобы в ней присутствовали условия, выдвигаемые русскими, но в то же время ее нельзя было толковать однозначным образом в их пользу.

— Нет, — решительно покачал головой президент. — Я не сомневаюсь в твоем умении выкручиваться из любых положений, подобно легендарному Гарри Гудини, но сейчас не стану прибегать к тактике братства Игнатия Лойолы. Ибо чревато. Русский сатрап прямо предостерег нас от этого, пригрозив выпустить к журналистам оставшихся в живых «котиков». И потом, я на своем опыте уже не раз убедился, что сидя с русскими за одним карточным столом, надо играть либо предельно честно, либо не играть вообще, если не хочешь, чтобы тебе засветили в лоб канделябром.

— Ну, как знаете, — немного обиженно пожал плечами Джаред, встретившись с упрямством старика.

— Поэтому, я сегодня же вызову к себе эту страшилку Пауэр, у которой черти на лице горох молотили, чтобы лично проинструктировать ее в нужном ключе, — решительно произнес Трамп, потянувшись к селектору. — Фрэнки! Зайдите ко мне.

Старый секретарь не преминул тут же материализоваться, застыв в позе внимательного ожидания.

— Фрэнки, свяжитесь с нашим постоянным представителем в Совбезе ООН миссис Пауэр и пригласите ее ко мне сегодня на прием к 17.00.

— Будет исполнено, сэр, — наклонил голову Палмер.

— Вот еще что меня смущает, Дон, — произнес Кушнер, когда за секретарем закрылась дверь.

— Что? — вскинул на него взгляд президент.

— Самое главное. То, ради чего, собственно, и предназначалась вся эта словесная дуэль с русским узурпатором. Правильно ли он понял ваш последний посыл? — почесал лоб молодой пройдоха.

— Я не мог, как ты сам понимаешь, в открытую предложить ему решить нашу проблему с соучастниками, готовыми стать свидетелями обвинения на моем процессе, — угрюмо и озадаченно констатировал Трамп. — Но будем надеяться, что у генерала хватит мозгов, чтобы поставить в один ряд мое желание расправиться с внутренними врагами и ограничениями наложенными Конституцией.

— Но хватит ли ему ума и духа, чтобы решиться на подобный шаг? — опять начал сомневаться Кушнер.

— Может надо как-то простимулировать этот процесс? — в тон зятю задал вопрос сам себе Трамп.

— Самым лучшим стимулом для русских будет полученная ими невзначай информация о снятии государственной охраны с вышепоименованных лиц, — предложил советник.

— Они и так поймут, что нет охраны, когда узнают об отставках, — сморщился президент.

— Однако, было бы совсем неплохо, если кто-нибудь из нашего круга сугубо подчеркнул эту маленькую деталь перед русскими, дабы свести на нет их последние сомнения, — проворковал зятек.

— Вот ты этим и займись, — буркнул Трамп, недовольно поджав старческие губы.

— Куда деваться? Видимо, придется мне еще заняться и этим вопросом, — развел руками в стороны придворный жулик.

— Не обижу, — правильно смог понять того президент.

— Дон, позвольте задать еще один вопрос? — с тенью озабоченности обратился Кушнер к президенту.

— Говори, не стесняйся, — подбодрил его Трамп.

— А не может ли так случиться, что наши заговорщики были правы в некотором смысле, когда затевали все это против русских? Может этот пресловутый гразер и действительно существует? Уничтожили же они как-то нашу субмарину? — тревога проскользнула в его словах и повисла в воздухе темной тучкой.

— Я тоже об этом думал. И вчера и сегодня, когда получил окончательный отчет о провале миссии, — согласно кивнул президент, нервно перебирая мелкие предметы на столе. — Мы не знаем, каким образом им удалось потопить «Джимми