И терпение подполковника увенчалось успехом.

Что-то стукнуло о камень. Достаточно звонко, хотя и коротко. Чуть подумав, Сохно пришел к выводу, что кто-то поставил на землю приклад автомата, как ставят его, стволом вверх, присаживаясь на камень. А еще через несколько мгновений до его уха донесся старательно сдерживаемый стон. Но не все умеют стон сдерживать. Это тоже целая наука. Если напрягаться, стон все равно проявится коротким звуком. Конечно, самому крепкому мужчине не грех застонать, когда его тело нашпиговано осколками от гранаты. А если человек без сознания, то его вообще обвинять не в чем. Впрочем, человек без сознания стонет открыто, не стесняясь. Но если стон стараются сдержать, значит, человек в сознании и с трудом, но с болью справляется. И именно этот звук Сохно уловил. И определил направление, откуда туман звук принес. Конечно, показалось, что застонали в пяти шагах впереди. Но это акустический обман обволакивающего все тумана. На самом деле, как подсказывал опыт, расстояние может быть метров в тридцать – тридцать пять. Но теперь ждать у моря погоды не стоило. Кивнув самому себе, словно разрешая действовать, Сохно пополз со всей осторожностью, предполагая, что кто-то из «чайников» тоже имеет привычку прикладывать к земле ухо.

Едва слышный звук…

Явно, человек что-то сказал. По интонации подумать – это просто короткое утверждающее слово. И раздался звук неподалеку. Легко представилось: кто-то задал вопрос жестом, ему ответили коротким словом. И это рядом… Значит, надо готовиться к действию… Сохно привычно протянул руку за спину. Клапан чехла лопатки был расстегнут еще в самом начале спуска со склона, потому что клапан имеет способность слегка щелкать при открывании. В тумане это щелканье будет напоминать передергивание затвора автомата. Лопатка в руке, и сама рука готова одинаково и к нападению, и к защите.

Новый звук…

Это вода булькает. Но не в ручье, не о камушки плещется. Кто-то пьет из фляги. Или же поит раненого… Того, что стонал… Скорее всего – второе, потому что в туманной сырости самому пить не слишком хочется, если тело не горит от воспаления.

Вперед… Приблизиться максимально… Ползти, не поднимаясь над землей, но и чуть касаясь ее, чтобы производить как можно меньше шума.

Бугорок встал невеликой преградой. Перемешанная с камнями земля. Но земля рыхлая, сырая. И камушки на поверхности, не вдавились в землю. Подполковник чуть отодвинулся, чтобы присмотреться в темноте к преграде. Это могильный холм. Кто-то из его противников, уже так, уже с того света пытается помешать его передвижению. Можно и через холмик переползти. Но это не очень-то порядочно. И Сохно, уважая дух погибшего воина, лежа козыряет, отдавая честь могиле, и делает небольшой круг через густые кусты, которые всегда готовы выдать вторжение человека треском. Но Сохно осторожен. И кусты его, не выдают…

Птичка где-то рядом зачирикала… Это что-то тихо говорит китаец. Должно быть, раненый. Ему отвечает более низкий шепот. Интересно, сколько здесь человек? Если они охотятся за Абу Обейдой, то нескольких человек должны были отправить в преследование. Более того, в преследование должно было уйти больше людей, чем осталось здесь. Это в том случае, если первоначально они были собраны все в одну группу. А если они были уже первоначально разделены? Тогда должны были кого-то отправить с информацией в группу преследования. Или же за помощью…

Нет… Здесь не может быть много противников. Впрочем, проверить это не трудно. Спичка чиркнула. С сырым шипением загорелась. По звуку легко понять, что спичка фосфорная. И какое-то новое шипение пошло… Уже не от спички… А вот и свет стал виден. Зажгли что-то похожее на примус… Готовят питье для раненого – это понятно и вызывает сочувствие. Для себя готовить не стали бы. В боевых условиях спецназ любой страны умеет обходиться тем, что под руку попадется, и не выдаст себя, как сейчас выдает огнем.

Сохно подполз ближе. Присмотрелся к огню через кусты. Видно плохо. Еще ближе, но не напрямую, потому что там, в кустах, случись что, он не сможет сразу и резко выпрямиться, и будет ограничен в маневре и в движении. Лучше сбоку, где кусты реже, и нижние их ветви не такие толстые, чтобы помешать продвижению человека.

Так, теперь видно лучше. Еще бы не было видно, если расстояние всего в три шага…

«Чайников» было двое, и один из них раненый. Сохно на всякий случай подождал еще пять минут, прислушиваясь, – вдруг еще кто-нибудь есть, и он ушел к ручью за водой. Но ни шагов, ни вообще движения поблизости слышно не было. Только после этого, опять не издавая ни звука, подполковник поднялся, и темной тенью из белесого тумана сдвинулся за спину тому, что дремал, сидя на камне и обняв свой автомат. Между раненым и здоровым на подстеленном бронежилете здорового стоял маленький походный примус, и в кружке грелась вода. Вода стала закипать, и этот булькающий звук заставил раненого открыть глаза. Он увидел Сохно и вздрогнул всем телом. Только сейчас подполковник разобрал, кто лежит перед ним. Это был чудом оставшийся в живых после падения его противник в схватке на склоне горы. На обеих руках и на ногах плотно привязанные лубки из обычных веток. И спина привязана к таким же прочным веткам. Должно быть, и конечности сломаны, и поврежден позвоночник. Скорее всего, он не жилец на белом свете, но товарищи не бросили его и не добили, хотя такая обуза не может не помешать им выполнить задание, каким бы оно ни было. Снайперской винтовки с глушителем здесь не было. А стреляли в Сохно из снайперской винтовки с глушителем. Значит, где-то есть еще один китайский спецназовец. И, скорее всего, он отправился с докладом и за помощью к остальным.

Раненый увидел Сохно. Узкие глаза его округлились, и из глубины горла вырвался громкий хрип. Резкое напряжение беспомощного тела вызвало боль, и заставило его громко застонать. Проснулся второй, все еще не ощутивший присутствия у себя за спиной врага. Сказал что-то на птичьем языке. Но раненый не мог ничего ответить. Он только стонал и таращил глаза.

Проснувшийся снял с примуса кружку, и положил в нее сухие листочки каких-то растений. Накрыл кружку широкими лопухами, чтобы листочки заваривались. Кружка с кипятком – тоже оружие, и потому Сохно дал китайцу закончить операцию и с этим оружием расстаться, и только после этого едва слышно кашлянул. Китаец не обернулся, а просто вскочил, стремясь увеличить дистанцию и обезопасить себя от удара. Правильно сделал, но и Сохно, не желающий вести бой с подготовившимся к защите противником, шагнул вперед и ударил лопаткой вдогонку. Удар угодил прямо в позвоночник, и лезвие глубоко ушло в спину.

Сохно обернулся:

– Если ты думаешь, что я намерен тебя выносить отсюда, то ты глубоко ошибаешься, – сказал он, и склонился над раненым.

Но тот уже смотрел в небо, будто бы сквозь туман можно было различить хоть одну звездочку. Глаза его за какое-то мгновение остекленели, и продолжали стекленеть прямо на глазах. Усилие, предпринятое раненым, стремящимся предупредить товарища, стоило ему жизни.

– Вот и решен вопрос… – Подполковник осмотрелся. – И не надо никого выносить. Но и хоронить вас я, извините уж, не буду. Ваших в округе еще шесть человек болтается. Они и похоронят, если я до них раньше не доберусь.