— Если тебя смущает все происходящее, мы можем просто лечь спать.

— Но, — замешкалась сразу, — ты же мне покажешься?

— Да, Патрина, покажусь.

Сейчас же поднялся, снял с себя рубашку, затем джинсы, а когда взялся за трусы, она аж дышать перестала.

— В общем-то, ничего особенного, — улыбнулся, оставшись, в чем мать родила, — все как у всех и в нужном количестве.

А Патрина залилась краской, видеть обнаженного мужчину и так близко ей еще не доводилось. Романо, как оказалось, без одежды тоже красив, очень. Стройный, каждая мышца на теле четко выделяется, что уж говорить о том, что ниже пояса.

— Хочешь увидеть меня? — прошептала чуть слышно.

— Хочу, — подал ей руку.

Дрожащими пальцами она развязала пояс, но сама снимать халат не стала, тогда Романо помог. Но в нем ничегошеньки не шелохнулось, несмотря на стройную фигуру, на красивую округлую грудь, плоский живот, а главное, на лобке у нее не было волос. Только на сей раз это не показалось привлекательным.

— Ты ведь изменишься? — Патрина часто дышала, сердце колотилось как сумасшедшее, бедняжка вконец разнервничалась.

— Не знаю, Патрина, — взял халат и накинул ей обратно на плечи. — Сегодня был тяжелый день. А меняемся мы, сама знаешь, в момент сильного возбуждения. — Может быть, завтра утром, — подвел ее к кровати.

— Да, может быть, — поспешила лечь под одеяло. Он не хочет продолжения, не хочет ни ласки, ни поцелуев… Неужели дело в ней? Неужели не понравилась ему?

Романо тоже лег. Происходящее давило, выматывало. Хотелось поскорее закрыть глаза и провалиться в сон без снов. Через час Патрина наконец-то заснула, а он только закрыл глаза, как снова оказался в саду Гора, пустые качели одиноко покачивались на ветру, платан шумел листвой. И в какой-то момент до ушей донесся переливистый звон колокольчиков — свадебных, заставивший немедленно проснуться. Романо тогда осторожно поднялся и покинул спальню. На часах значилось всего-то два ночи.

Первым делом наведался к себе, где вытащил из шкафа спортивную сумку, побросал туда кое-какие вещи, затем достал из сейфа деньги, свой загранпаспорт вместе с Надиными документами и отправил туда же в сумку.

— Вера? — нажал кнопку над кроватью. — Зайди.

Та появилась спустя пару минут:

— Куда-то собрались, на ночь глядя?

— Собрался. Утром скажешь Патрине, что мне пришлось срочно уехать по работе. Отцу с матерью ничего вообще не говори. Поняла?

— Поняла, баро.

— Если спросят, изобрази недоумение, ты это умеешь. Мол, встал, собрался и был таков.

— Так я и не знаю, куда вы собрались, — усмехнулась.

— Ну-ну…

— Когда вернетесь?

— Без понятия.

— Приятного полета.

— Смотрю, тебя сложно чем-либо удивить, — позволил себе улыбку.

— Почему же, вы меня удивили. Я наконец-то увидела перед собой мужчину, а не чаворо[1].

Через полчаса Романо покинул дом.

Патрина проснулась одна. И в надежде, что Романо придет, провела в постели еще час, но он не пришел. В итоге поднялась, оделась и отправилась на поиски хоть кого-нибудь. Нашла Веру, та хлопотала в кухне.

— Доброе утро, — осторожно вошла.

— Доброе, — улыбнулась гостье. — Хорошо ли спали?

— Да, спасибо. А где Романо?

— Он уехал еще до рассвета. Что-то срочное на работе.

— Вот как, — произнесла с явной обидой в голосе. — Что ж… — и посмотрела на свой телефон, — водитель за мной приедет через два часа.

— Как раз успеете позавтракать. — Вера подала на стол традиционные шницели. — Чаю желаете? Или кофе?

— Кофе, пожалуйста, — а внутри так и засело беспокойство. — Скажите, а эта девушка… ну, чаюри. Она здесь живет?

— Жила.

— Романо больше не с ней?

— Полагаю, нет. Она домой вернулась, к семье.

— И он будет искать новую? — с каждым вопросом напряжение в ее глазах и голосе росло.

— Чего не знаю, того не знаю. Вас что-то беспокоит?

— Просто… хотя нет, ничего, — и принялась за еду. — Единственно, можно мне прогуляться по саду после завтрака? Романо говорил, у него есть летная площадка, обещал показать.

— Да, конечно.

И когда с завтраком было покончено, девушка отправилась на улицу. Хотелось подышать свежим воздухом, а еще посетить площадку, посмотреть на горы. Все-таки ее дом расположен на равнине на приличном расстоянии от гор.

Патрина для начала обошла дом, полюбовалась угодьями, затем набрела на не сказать, что большой бассейн. У отца на территории целых три бассейна, хотя на деле пользуются только одним, два других скорее для красоты. Когда приблизилась к бассейну, в нос ударил странный запах, исходил тот из-за приоткрытой двери, что вела, очевидно, в комнату наподобие той, где она ночевала. В запахе угадывались женские духи. Патрина подошла к двери, прислушалась, после чего отодвинула стеклянное полотно в сторону. И скоро оказалась в спальне… Кому та принадлежала, догадалась по вещам. Здесь жила эта девица. Но раз съехала, почему одежда и прочее все еще здесь? И что обиднее всего, в комнате пахло не только другой женщиной, но и Романо. Он спал с ней на этой кровати…

Патрина прошлась по комнате, заглянула в ящички, а в прикроватной тумбе обнаружила противозачаточные таблетки, и так противно стало, что скорее вернула все на место и покинула спальню.

Слишком отстраненным вчера был Романо, даже в день сватовства в нем присутствовало куда больше интереса. С другой стороны, день свадьбы назначен, и они станут мужем и женой, тогда начнется совершенно новая жизнь, а Романо обязательно оценит свою жену по достоинству, уж она постарается, чтобы оценил.

Спустя четыре часа уже была дома. Пока ехала в машине, успела всплакнуть, но потом уговорила себя не расстраиваться заранее. Встретила ее мама, сразу же обняла, расцеловала:

— Ну, как? Как все прошло? Мне не терпится все, все узнать.

— Все прошло хорошо, — улыбнулась без особого желания. — Романо очень воспитанный и терпеливый дракон.

— Он показался тебе?

— Почти. Просто день у него выдался тяжелый, видимо устал на работе, поэтому ничего такого между нами не было.

— Даже не поцеловал? — аж растерялась.

— Поцеловал. И был очень аккуратен. Что-то я так устала, — зевнула. — Спать хочется.

— Конечно, дорогая. Иди, отдохни. Ты мне главное скажи, тебе Романо нравится? Хочешь быть с ним?

— Да, мам. Я хочу с ним быть.

Когда поднялась к себе, слезы снова запросились наружу. Зачем ему эти чаюри? Ведь до свадьбы его никто не ограничивал в женщинах. И почему даже поцеловать не захотел ночью? Да хоть просто обнять?