почему ему не пришла раньше мысль проверить претендентов на наследство некой Веремеевой Надежды Павловны? Почему? Николай Семёнович не находил ответа, но всё более укорял себя. Ведь ему начали доверять более сложные преступления, нежели обычные кражи. А он… И по новой начинало ломить в висках, словно невидимый великан сжимал его голову в своих мощных руках, доставляя непрерывные мучения.

— Николай Семёнович, значит, вы приехали к шапочному разбору? — спросил Филиппов по дороге на Офицерскую, где располагалась сыскная полиция.

Власков с недоумением посмотрел на начальника.

— Пожар уже был потушен? — уточнил Филиппов.

— Совершенно верно.

— Обгорелый труп, и впридачу сгоревшие бумаги… — Владимир Гаврилович смотрел прямо перед собой, даже не замечая остающиеся позади дома. — Имени убийцы мы по-прежнему не знаем.

— Может быть, мне в Адресном столе поискать людей, приехавших из волости, где расположено имение Веремеевой?

Даже не задумываясь, Филиппов отвечал:

— Не совсем… — хотел выразиться довольно грубо: «не умная», но взял себя в руки — не следует обижать чиновников, — хорошая затея, — сгладил острый угол. — Мы с вами думаем, что убийца прибыл из Псковской губернии, а что, если он много лет проживал в других местах и теперь прибыл по подложным документам? Вот именно поэтому, Николай Семёнович, пустая трата времени.

— Тогда… — и Власков умолк.

— Что вы хотели сказать?

— Владимир Гаврилович, с кем я в доме не поговорил, так это с новоиспечённой вдовой. Может быть, Дмитрий Иванович ей что-либо рассказывал?

— В такой день…

— Владимир Гаврилович, наоборот, пока ничего не забыто.

— Женщина в таком состоянии… — Филиппов покачал головой. — Несколько часов назад её муж убит таким дичайшим способом. Нет, это не слишком хорошо, хотя, — он сощурил глаза и на миг задумался. — А впрочем, поезжайте. Лунащук вернётся либо завтра к вечеру, либо на третий день утром. Кунцевич, тот застрял в Шавли, и неизвестно, когда вернётся. Вдруг и вправду что вспомнит.

— Новостей от Мечислава Николаевича нет?

— Пока никаких.

Жена Воздвиженского оказалась миловидной женщиной чуть старше тридцати лет, с золотистыми волосами, уложенными в замысловатую причёску. Большие голубые глаза не выдавали никаких чувств. Словно перед Власковым стояла древнеримская статуя из белого мрамора — именно такого цвета были её лоб и щёки.

— Я вас слушаю, Николай Семёнович. — голос женщины немного подрагивал, выдавая внутреннее волнение.

— Мне совестно вас расспрашивать, — чиновник для поручений был серьёзен и слегка сбит с толку. Он не ожидал, что жена убиенного пригласит его для беседы, после того, как он вручил карточку служанке, — но происшествия такого рода мы расследуем, извините, по горячим следам, поскольку велика вероятность скорой поимки злоумышленника.

— Спрашивайте, — в её голосе послышалось нетерпение, но на лице не дрогнул ни один мускул.

— Дмитрий Иванович ничего вам не рассказывал о своих клиентах, или каких-то подозрительных людях?

— Что вы имеете в виду?

— Странные случаи бывали? Какие-нибудь старые знакомые или клиенты не приходили?

— Нет, в последние дни, даже месяцы всё было как обычно. Как вы говорите, «странностей» не происходило. А клиенты? Увы, я не интересовалась людьми, жаждущими помощи нотариуса.

— Значит, Дмитрий Иванович ничего вам не рассказывал?

— Я, — она сделала упор на «я», — делами мужа не интересовалась, и тем более его клиентами.

— Простите, видимо, я напрасно вас потревожил.

— Наверное, хотя… постойте, — её рука вспорхнула птицей и опустилась, — вчера муж упомянул о каком-то давнем призраке. Я спросила, уж не поверил он во всякую мистическую чушь. Он улыбнулся и сказал, что это был призрак из прошлой жизни. Более ничего не добавил.

— Он не называл имени призрака?

— То ли Иван, то ли Степан, — она задумалась, — право, не могу припомнить.

— Благодарю за помощь, и примите мои искрение соболезнования по поводу безвременной кончины вашего супруга. Простите за беспокойство, — Николай Семёнович приложился к протянутой горячей руке и быстрым шагом вышел.

4

Имение, ранее принадлежавшее Веремеевой, а в последние годы — Власову, застыло в какой-то полудрёме. Казалось, оцепенение охватило весь работающий люд. Как распорядится полученным наследством новый хозяин? Или, за неимением наследников, всё отойдёт казне?

Лев Борисович встретил петербургского чиновника без энтузиазма, с настороженностью, посматривал на приезжего косо, но в глаза улыбался и с первой минуты старался произвести хорошее впечатление. Потом, когда узнал, что чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции прибыл не по его душу, успокоился.

— Вы по делу о смерти Николая Ивановича?

— Точно так, — отвечал Лунащук, — мы в сыскном ведём дознание о насильственной смерти господина Власова.

— Михаил Александрович, что ж мы с вами на ходу беседуем, как иноземцы какие. Пожалуйте к столу, там и разговор… за чаркой веселей пойдёт.

Через четверть часа они сидели напротив друг друга в столовой. Перед ними на столе стояло с десяток разнообразных закусок, графин с тёмно-красной жидкостью и две рюмки.

— Надежда Павловна властной была женщиной, в кулаке не только мужа держала, но и всех в округе. Она же стала здесь хозяйкой ещё в дореформенное время. Если мне память не изменяет, то вышла замуж за Льва Андреевича… — он сдвинул брови и спросил у служанки, которая принесла на блюде исходящее паром мясо. — Прасковья, не помнишь ли, в каком году Надежда Павловна и Лев Андреевич свадьбу сыграли?

— В пятидесятом, — уверенно сказала женщина и пошла к выходу.

— Я же говорю, что до моего рождения. Через год или два родители мужа померли, и Надежда Павловна стала полновластной хозяйкой. Не опустила рук, когда царь-батюшка Александр Николаевич Манифест подписал, когда в округе для владельцев настали трудные времена — но только не для Веремеевых. Но она не пыталась выжать из крестьян, которые ранее её собственные были, последние соки, а стала помогать обзаводиться хозяйством, на ноги становиться. С уважением к ней стали относиться, с большим уважением.

— А как же Лев Андреевич?

— Он оказался неспособным к хозяйствованию человеком. За что не возьмётся, всё, как говорится, из рук падает. Пить начал, больше в библиотеке просиживал, как пил запоем, так и читал. Лет пятнадцать так вот просидел и помер, то ли от тоски, то ли безделья.

— Что же Надежда Павловна?

— Та больше хозяйством управляла, да над дитятями квочкой увивалась.

— У неё дети были?

— Господь как давал, так и к себе призывал. Она четверых народила, но только один в пору молодости добрался. Уж лучше… — и Лев Борисович прикусил язык, улыбнулся и разлил по рюмкам пахнущую малиной наливку.

— Значит, Лев Андреевич году в