— Я думаю, Воздвиженский знал того господина, который приходил к нему три года тому, когда Власов стал наследником имения и состояния.

— Это ясно. Нотариус слишком уверовал в свою вечную жизнь. Или предпринял попытку шантажа.

— Простите, Владимир Гаврилович, но тогда получается, что убийца живёт в столице.

Филиппов пожал плечами.

— Получается, что так.

— Но ведь он понимает, что наследства ему не видать? Или он на что-то надеется?

— Николай Семёнович, все заданные вопросы я должен адресовать вам. Но не буду, потому что ни вы, ни я не знаем на них ответов. Хотя могу предположить, что убийца, видимо, хочет выехать за границу, а здесь оставить вести дела присяжного поверенного.

— Мы можем… — не договорив, Власков прикусил губу.

— Не можем, ибо не знаем имени нашего злодея, — заметив удивлённый взгляд чиновника для поручений, Филиппов добавил: — не того имени, которое он получил при рождении, а того, с которым он живёт ныне. Ну, если так вышло, — Владимир Гаврилович опять окинул взглядом кабинет — рухнувшие полки с наполовину сгоревшими книгами, папками, какими-то бумагами, осколки стёкол, присевший на одну ножку рабочий стол, — нам, мне кажется, здесь делать более нечего. Документы сгорели, а среди них, возможно, было имя нашего новоявленного наследника, но теперь, — Филиппов потеребил пальцами ус, — нам опять надо начинать с нуля. Пойдёмте, Николай Семёнович, подумаем, что нам делать дальше, если одного свидетеля мы с вами упустили.

Власков после ухода начальника вновь ненадолго заглянул в кабинет, словно хотел увидеть что-то новое, хотя полчаса тому назад провёл в выгоревшем помещении некоторое время, пытаясь прочитать рассыпающиеся от прикосновения бумаги. Но потом оставил это занятие за полной его тщетностью.

На улице Филиппов заметил, что прибыл ещё один экипаж. Хотя Невский проспект, где произошёл пожар, не относился к 11 участку, на брусчатку ступили ноги в изящных ботинках. Оскар Иустинович смахнул с плеча пылинку (или только сделал вид) и подошёл к начальнику сыскной полиции.

— Доброе утро, Владимир Гаврилович, — увидев, как изменилось лицо Филиппова, он поспешно добавил: — я понимаю, что оно не совсем доброе, но увы… Что мы имеем? — и уточнил: — Да, разумеется, следствие на этом участке не относится к моим обязанностям, но тем не менее что-то мне подсказывает: все преступления последней недели завязаны в один узел. Если моё суждение ошибочно, то простите меня за назойливость.

Филиппов потеребил пальцами ус.

— Убийство нотариуса Воздвиженского, на мой взгляд, совершено тем же самым злодеем, который лишил жизни Власова со служанкой, Варламеева и прапорщика фон Линдсберга.

— Прапорщик убит? — удивился судебный следователь по особо важным делам 11 участка столицы. — А вы, Владимир Гаврилович, меня не потрудились информировать.

— О преждевременной кончине Карла фон Линдсберга я получил сведения от моего агента только вчера. И, поскольку убийство его было совершено в Ковенской губернии, мы не знали наверняка, связано ли оно с остальными. — Филиппов лукавил. Он отлично знал, что таких случайностей в жизни не бывает, что троих приятелей в течение недели убил один и тот же человек.

Веложинский сделал вид, что верит начальнику сыскной полиции, но сам пристально посмотрел на выбитые стёкла в четырёх окнах первого этажа, сжав губы. Потом счёл долгом пояснить, почему он примчался на Невский проспект.

— Нас с Дмитрием Ивановичем несколько лет тому представили друг другу, и с тех пор мы иной раз встречались за карточным столом. Как-то я обмолвился, что веду следствие по делу об убийстве господина Власова. Воздвиженский признался мне, что вёл дела убитого — скорее, это была услуга, оказываемая им старому знакомому. Он мне поведал, что Николая Ивановича донимал ещё один наследник, простите, — судебный следователь виновато улыбнулся, — он мне имя называл, но я был несколько не в том состоянии, чтобы оно отложилось в памяти. А когда мне телефонировали на квартиру и сказали, что горит контора господина Воздвиженского, я соединил два факта в один и направился сюда.

— Вы больше ничего не хотите добавить?

Оскар Иустинович только покачал головой, потом поинтересовался:

— Вы уверены, что все убийства совершены одной рукой?

— К сожалению, более чем уверен, — кивнул Владимир Гаврилович, — одним и тем же способом, одним и тем же орудием…

— Дмитрия Ивановича тоже ножом по горлу?

— Оскар Иустинович непроизвольно коснулся собственного горла. — Но за что Воздвиженского?

— Он что-то знал об убийце и даже его видел.

— Господи, не может такого быть!

— К несчастью, может.

— Хорошо, я жду от вас, Владимир Гаврилович, новостей о том, как продвигается ваше дознание.

— Непременно, Оскар Иустинович, непременно.

Когда судебный следователь по особым делам отбыл, Филиппов повернул голову к Власкову.

— Пока нас никто не ограничивает во времени.

— Неясно было, доволен этим Филиппов или раздражён. В обычай главы Департамента полиции вошло контролировать ход дознания и постоянно подгонять сыскное отделение, словно над самим главой висит остро отточенный меч, карающий за каждый миг промедления. Хотя никто, в сущности, его не торопил: если и докладывали Его Величеству, то последний участливо кивал и произносил только: «Расследуйте!». Некоторые принимали эту обычную фразу за побуждение к скорейшим действиям и начинали изводить подчинённых.

— Владимир Гаврилович, пока вы ехали сюда, я прошёлся по квартирам, поговорил с соседями, прислугой и дворником. Толком почти никто ничего не видел, да и не обратили внимания на незнакомцев, даже если они тут побывали. К господину Воздвиженскому часто приходили посетители, вот никто и не обратил внимания.

— А дворник? — спросил начальник сыскной полиции. — Он-то глазастый, видимо, оказался?

— Здесь вы попали в точку. Дворник видел, как за час до пожара к Дмитрию Ивановичу приходил господин в военной форме…

— Случаем не запомнил, каких частей?

— Увы, он видел военного только со спины. Говорит, высокий и худой, шинель на нём висела, как, простите, на вешалке.

3

Михаил Александрович с вечера уехал в Псковскую губернию. После фиаско с сестрой Варламеева хотелось что-то делать, принести достойный результат, чтобы произошёл долгожданный прорыв в дознании. Именно поэтому Лунащук вызвался для поездки в имение Власова. Денег не было жаль, они — дело наживное, но вот сколько трупов ещё может оставить пока ещё не опознанный убийца? Это ведомо только самому злодею, имеющему какой-то коварный план.

У Власкова опять начинала болеть голова, хотя почти всё утро он провёл на свежем воздухе, глядя на то, что осталось от неразговорчивого (а теперь уже умолкнувшего навечно) нотариуса. Он сетовал в большей степени на себя: