не думал, что и у нас в России, тем более в столице, будут происходить такие ужасные вещи.

— То ли ещё будет, — скептически произнёс начальник сыскной полиции, — за окном быстро бегущий век. Вот только мечтали без лошадей по дорогам ездить — уже бегают экипажи. Хотели в небо, хоть на самодельных крыльях, подняться. Смотришь — аэропланы начали летать.

— Но тогда и люди должны измениться? Не кровью единой жив человек…

— Нет, Пётр Назарович, хоть меняется облик городов, появляются новые диковинные вещи, но природа человека, как была, так и остаётся. Как резали, травили, топили за деньги, наследство, долю в деле, так и продолжают. Только раньше незамысловато, без фантазии, а нынче с такой изобретательностью, что диву даёшься — откуда в людях столько затейливости.

— Это у вас оттого, Владимир Гаврилович, мрачное мироощущение, что часто сталкиваетесь с подлостью, ложью и предательством. А вы взгляните на мир другими глазами. Вот я верю, что изменится человек. Когда-нибудь освободится от дурного влияния и наклонностей. Хотя сам вижу часто и насильственную смерть, и… — Стеценко махнул рукой, — многое другое. Простите, что прерываю наш философский спор, но мы, кажется, приехали…

— И придётся нам с вами, любезный Пётр Назарович, спустится на грешную землю и заняться рутинной работой.

К экипажу подошёл с виноватым видом Власков.

— Не успел я… — начал было он, но, увидев, как лицо Филиппова омрачилось, умолк.

— Это точно наш Воздвиженский? — только и спросил начальник сыскной полиции.

— Трудно судить, тело сильно обгорело.

— Но почему вы решили, что его убили? Может быть, простая трагическая случайность? — пожевал губами Стеценко.

— Я тоже так думал, пока не увидел разрез от уха до уха — его даже пожар не сумел скрыть.

VII

1

Дом купца выделялся среди прочих на этой улице некоторой аляповатостью. Белые колонны, казалось, с трудом поддерживают слишком массивный навес, из-за которого сам дом казался приземистым, хотя величиной превосходил стоящие по соседству.

Мечислав Николаевич, выйдя на улицу, надел шляпу.

— Значит, вас зовут Василием.

У губернского секретаря перехватило в горле, он только и умудрился кивнуть головой.

— А как по батюшке?

— Мечислав Николаевич, можно без отчества, — зарделся Василий.

— Привыкайте, молодой человек, с младых лет. Вы на государственной службе, и окружающие должны относиться к вам с почтением, но безо всякого заискивания и страха. Вы простите, что начинаю знакомство с поучений, но поверьте, они вам в жизни пригодятся, даже если сейчас вы их воспримете с неудовольствием. Так как вас по отчеству?

— Евдокимович, — запинаясь, произнёс губернский секретарь.

— Вот и замечательно. Мои имя и отчество вам известны. — улыбнулся чиновник для поручений. — Как вы думаете, Василий Евдокимович, с чего стоит начать наше дознание о смерти гвардейского офицера фон Линдсберга?

Молодой человек хотел было ответить, но не сумел и только пожал плечами. Однако, несмотря на волнение, всё-таки сумел сказать:

— Мне хотелось бы расследованию поучиться у вас. — На щеках у него выступили красные пятна.

— Ну, во-первых, мой молодой друг, мы с вами должны вести не расследование, ибо этот процесс исключительно на совести наших доблестных судебных следователей, а мы скромные работники сыска, и нам доверено вести только дознание. Вы занимались этим когда-либо?

— Увы, — Василий развёл руками.

— Тогда начнём с того, что попытаемся установить, каким транспортом приехал убийца из уездного города. Ведь, как вы думаете, не пешком же он пришёл?

— Я, — молодой человек откашлялся, — согласен с вами. Поезд прибывает в Шавли, — он упомянул столицу уезда, — оттуда в Жагоры можно добраться только лошадьми. Либо в экипаже, либо…

— Василий умолк.

— Не стесняйте себя, Василий Евдокимович, в предположениях, даже самых нелепых. Некоторые отпадут сами собой, а вот иные останутся.

— Либо он нанял крестьянскую телегу, — молодой человек бросил на Кунцевича косой взгляд: не будет ли смеяться над этим предположением петербургский сыскной агент?

— Второе мне кажется более правдоподобным, — серьёзным тоном ответил Кунцевич. — Тогда мы с вами, Василий Евдокимович, никогда крестьянина не найдём.

— Отчего же? — удивился губернский секретарь.

— Для этой цели нам надо ехать в Шавли, там при вокзале всегда есть люди, подрабатывающие извозом.

— Вашими бы устами… — качнул головой Мечислав Николаевич. — Я не уверен, что незнакомец, расплатившись с извозчиком, не сменил платье и не добавил к своему облику новых черт.

— Вы полагаете…

— Надо, Василий Евдокимович, предусмотреть всякие возможности, тем более иных у нас нет. Убийца отправил посыльного в имение фон Линдсберга, вызвал Карла на разговор и, совершив грязное дело, ретировался.

— Мечислав Николаевич, но этому самому незнакомцу надо же было покинуть Жагоры, не привлекая внимания. Может быть, он приехал, заплатил извозчику, и тот его подождал, пока пассажир не совершил убийства и не вернулся?

— Сомнительно, хотя доля истины в этом есть. Возница, конечно, мог ждать седока. Может быть, не один час. Тогда подскажите, Василий Евдокимович, где здесь есть заведение, в котором мог провести время извозчик. Трактир или иное заведение такого рода?

2

Владимир Гаврилович вначале остановился у входа в контору Воздвиженского. Потоки воды оставили повсюду чёрные разводы, на полу виднелись лужицы. Пожарные потрудились на славу и выполнили свой долг. Не дали распространяться всепоглощающему огню, с жадностью ещё два часа тому пожиравшему бумажную трапезу.

На лице Филиппова не отражалась ни одна эмоция, он смотрел, казалось, безучастно на последствия пожара. Тело, после того как фотограф сделал несколько снимков, увезли.

Пётр Назарович откланялся и удалился для исследования останков. Начальник сыскной полиции попросил заняться телом в первую очередь. Получалось, что у полиции на руках уже пятый труп за неделю.

В Департаменте полиции и в кабинете градоначальника начали собираться тяжёлые тучи недовольства. Пока они только нависли над головами, но в любое мгновение были готовы разверзнуться беспощадной грозой.

Время идёт, трупы множатся, а дознание, как застыло в первый день, так и стоит. Никакого продвижения.

— Ну что, Николай Семёнович, скажете? — спросил Владимир Гаврилович.

Послышался тяжёлый вздох Власкова, и только потом его уставший голос:

— Не успел я…

— А, — отмахнулся Владимир Гаврилович, — об этом позже. Ныне скажите, какие есть у вас соображения о