должен был тебя научить.

Дэш взял руку Корделии и сжал.

– Я могу научить тебя управлять лодкой с винтом, – сказал он ей и посмотрел на мать, которая так высоко вскинула брови, что они почти скрылись в волосах. – Ну, когда мне разрешат, конечно, – поспешно добавил он.

Корделия мягко улыбнулась.

– А я научу тебя разжигать костёр… по крайней мере, когда буду уверена, что ты не спалишь деревню. – Она посмотрела на свою мать. – Ты не знаешь, что за секретный ингредиент был в его красной рыбе?

Мать прикусила губу.

– Грейпфрутовая цедра, – ответила она слабым и ломким голосом. – Он добавлял цедру грейпфрута в маринад.

– Ты умеешь стрелять из лука? – с надеждой спросил Дэш.

Мать улыбнулась и протянула руку, чтобы взъерошить его волосы, но он смотрел не на неё, а на тётю Астрид, с неловким видом наблюдавшую за воссоединением.

– Тебе придётся спросить тётю Астрид – именно она научила твоего отца всему, что он знал о луке и стрелах. Может быть, если ты хорошо попросишь, она научит и тебя. Когда подрастёшь.

Между двумя женщинами промелькнуло что-то непонятное для Корделии, и тётя Астрид слабо кивнула.

– Когда ты подрастёшь, – повторила она. А потом мать Корделии обняла тётю Астрид и тётю Минерву тоже, а потом они обнялись все разом – одна большая группа. На секунду Корделии показалось, что её отец тоже оказался рядом и обнимал их всех.

– Пойдёмте домой, – сказала она.

36

Когда Корделия, Ларкин и их братья вернулись в деревню, матери посадили их под домашний арест на целый месяц, не разрешая ничего, кроме как ходить в школу и сразу по окончании уроков возвращаться домой. Корделия не стала протестовать против наказания – даже ей пришлось признать, что побег в дикие болота, полные опасных тварей, был серьёзным проступком, хотя она считала, что спасение матери, тёти Минервы и дяди Верна от разъярённого Лабиринтового Дерева должно было хоть немного компенсировать это.

Она знала, что отец гордился бы ею за снятие проклятия, но точно так же знала: он не стал бы гордиться ею за то, что она вынудила маму пережить несколько тяжёлых дней.

И всё же она не могла заставить себя сожалеть о путешествии, в которое отправилась вместе с друзьями, особенно когда стало ясно, что болото действительно исцелилось. Больше не было рассказов о стаях жалящих комарикси, о мангровых корнях, пытающихся утопить людей, о болотницах, поющих губительные песни. Даже Айва снова появилась в деревне на следующий день после исцеления Лабиринтового Дерева и, кажется, извинилась перед Ларкин за своё плохое поведение. Пока тётушка Минерва и дядюшка Верн пытались смириться с тем, что Ларкин держит дракодила в качестве домашнего животного, Айва устроилась на берегу реки, поблизости от дома Ларкин, и следовала за ней почти повсюду.

Тётя Астрид переехала к семье Ларкин на время ремонта её домика, хотя у Корделии было ощущение, что спешить с этим делом не стоит: Астрид, казалось, была совершенно счастлива снова оказаться в окружении близких людей, а Ларкин рассказала Корделии, что тётя помогает ей и Зефиру с уроками магии. Корделия подозревала, что напряжённость, которая вбила клин между Астрид и остальными, всё ещё никуда не делась, но когда она спросила об этом маму, та ответила, что теперь их проблемы кажутся менее значительными.

«Это ещё один результат смерти папы, – предположила Корделия. – Утрата и горе способны сближать людей». Она подумала, что её отец был бы рад это видеть.

Когда срок домашнего ареста наконец истёк, Ларкин и Зефир остались ночевать у Корделии и Дэша. После того как тётя Талия ушла спать, Ларкин и Корделия ещё долго не спали и разговаривали, лёжа в кроватях.

– Как ты думаешь, то, что случилось с тётей Астрид и нашими родителями, может случиться с нами? – шёпотом спросила Корделия в темноте ночи.

Ларкин повернулась к ней, опершись на локоть.

– Раньше я часто беспокоилась об этом, – призналась она.

– Раньше? – переспросила Корделия, нахмурившись.

– Сейчас, похоже, беспокоиться не о чем, – уточнила Ларкин. – Тётя Астрид живёт в нашем доме, она проводит почти все дни с моими родителями и твоей мамой. Думаю, можно сказать, что они снова стали друзьями.

– Только потому, что мой папа умер, – парировала Корделия.

Ларкин на мгновение задумалась над этим.

– Тогда мы будем учиться на их ошибках, – сказала она. – Мы примем решение остаться друзьями, несмотря ни на что. Даже когда ты будешь злиться и отталкивать меня, потому что не хочешь, чтобы кто-то видел, как тебе больно.

Корделия покачала головой, хотя она знала, что Ларкин права – ведь она именно так и вела себя всегда, и теперь ей придётся найти способ поступать по-другому.

– И даже когда ты так увлечена тем, чтобы стать лучшей в мире ведьмой, что забываешь обо мне, – тихо добавила она.

Ларкин замолчала.

– Ты так это видишь, да? – спросила она.

Корделия пожала плечами.

– Мне кажется, что мы движемся в разных направлениях, Ларк, – мягко сказала она.

– Мы разные люди, – согласилась Ларкин. – Но пока мы хотим быть друзьями, нас ничто не остановит. Это выбор. И я знаю, что всегда выберу быть твоей подругой.

Корделия потянулась к Ларкин, взяла её за руку и крепко сжала.

– А я всегда выберу быть твоей подругой.

Час спустя Корделия и Ларкин разбудили своих братьев и повели их на крышу, как это сделал Озирис после праздника Зимнего Солнцестояния. Они сидели под звёздами, накинув на плечи одеяла, и смотрели на бескрайнее небо над головой.

– Я загадала получить магию, – сказала Ларкин через некоторое время, нарушив тишину. Когда Корделия и их братья недоумённо нахмурились, она пояснила: – Во время звездопада. Когда Озирис сказал загадать желание, я загадала именно это. Оно сбылось.

– Ну а я загадал не иметь магии, – заявил Зефир. – И это определённо не сбылось.

– Но ты пожелал этого только потому, что не мог контролировать её, – заметила Корделия. – На самом деле ты хотел именно этого, верно?

Зефир обдумал её слова.

– Наверное, – согласился он через минуту. – Мне действительно нравятся мои волшебные сопли – теперь, когда я не беспокоюсь о том, что они могут причинить кому-то вред.

– И, к счастью, по словам тёти Астрид, скоро тебе не понадобится твоя магия.

– Но я всё ещё могу её использовать, – ухмыльнулся Зефир. – Когда захочу.

Корделия закатила глаза.

– А что загадал ты, Дэш? – спросила она брата.

– Конфеты, – ответил он, и все засмеялись. Дэш тоже засмеялся, хотя его щёки залились румянцем. –