Миа посмотрела на дом сквозь осколок разбитой вазы и произнесла с достоинством, но при этом насмешливо:

— Это предсказание, синьор, обойдётся вам в три дуката, я не нанималась развлекать вас за бесплатно.

Маэстро полез в карман и, достав несколько монет, бросил их ей в подол, где лежали осколки.

— Так что скажете о людях?

Миа ловко спрятала деньги и, подмигнув недоумённо уставившемуся на неё Маттео, ответила с важным видом, нарочито растягивая слова:

— Ну… судя по лодке и пристани, да по корзине для угля… Хозяин тут не старый, и у него красивая жена. Жена, которая спит с его другом. А сам хозяин — любитель куртизанок, и поиздержался, поэтому живут в этом доме в долг. Но сам-то он уже давно на мели, и поэтому взялся тратить деньги жены. А поскольку недавно узнал, что она ему изменяет, то устроил ей страшный скандал. Но синьора, не будь дурой, собрала вещи и ушла к своему брату, а заодно и умыкнула деньги из банка, так что синьор теперь в ярости…

— И всё это вы узнали, глядя на корзину для угля? — насмешливо спросил маэстро, видимо, подозревая в её словах какой-то подвох.

— Нет, конечно. Это дом синьора Барбиано, жена которого приходила ко мне гадать, а его кухарка регулярно ходит на Рыбный рынок и болтает там без умолку. А сам синьор явился после этого в мою лавку и разбил мне веслом стеклянный шар над входом, видимо, в отместку за то, что вся Альбиция узнала о том, что он рогоносец. Хотя я тут вообще не при чём, это разболтала подруга его жены, а я храню секреты своих клиентов получше, чем сам банк Аква Альбиции! — Миа подняла руки вверх и повернула ладони к маэстро, словно доказывая, что это и правда не её рук дело.

— Но три дуката я заплатил ведь не за это. А чтобы вы рассказали, что заметили, глядя на этот дом, — произнёс маэстро, не сводя с неё глаз.

— О нет, маэстро! Вы спросили, что за люди там живут, и я ответила на ваш вопрос. Неважно, что вы хотели спросить, важно, что спросили.

Маэстро смотрел на нее, не мигая, какое-то мгновенье, и Миа даже подумала, грешным делом, что сейчас он заставит её вернуть деньги назад, но потом случилось небывалое — он улыбнулся.

Кажется, она впервые увидела, как он улыбается, а не усмехается одной из сотни своих презрительных усмешечек. И эта улыбка… странная улыбка. Улыбка глазами. Она тронула губы чуть-чуть, лишь уголки, но от глаз разбежались тонкие тёплые лучики, заставляя взгляд засиять и стать тёмным от расширившихся зрачков, и кажется, этот взгляд говорил: «Я всё про тебя знаю, Дамиана. Знаю всё…»

И от этого взгляда ей внезапно стало не по себе. Нет, не страшно, а скорее неловко, как будто она вмиг оказалась перед ним без одежды, и мысли в голове закружились какие-то… странные.

О-ля-ля! Маэстро больше на неё не злится?! Как говорят в гетто, белый ослик где-то сдох…

Кажется, её смущение и эту неловкую паузу заметили в лодке все, разве что кроме Пабло, занятого своим веслом. И чтобы избавиться от этого так некстати возникшего смущения, Миа снова принялась перебирать осколки вазы в подоле и разглядывать тёмную воду.

Узкое жерло канала Ферронеро выплюнуло их прямо к фондамента Сабья тогда, когда солнце уже лизнуло крыши базилики Сан-Марко — самого высокого здания в центральной Альбиции. Их встретили глухие красно-коричневые стены стекольных фабрик, покрытые понизу смесью угля, извести и соли, и опоясанные зелёной лентой мха. Они вырастали прямо из воды, и за их черепичными крышами подпирали небо закопчённые печные трубы. Дальше по всей фондамента лежали кучи песка и соды — здесь разгружались баржи, что приходили в лагуну по реке. Большой причал, словно гнилые зубы, ограждали торчащие из воды, почерневшие бриколы, и за этим частоколом как раз швартовалась баржа с песком.

Остров Мурано, на который когда-то выселили стекольщиков из-за боязни пожаров, давно обособился и стал настоящим государством в государстве. Секреты изготовления лучших зеркал, цветного стекла и изящного бисера охранялись здесь особым кодексом молчания. Тех, кто его нарушал, ждала довольно жуткая и мучительная смерть: предателей отправляли в стекольную печь. Может, поэтому народ тут был не особо болтливый.

Но главы семей стеклодувов, состоящих в Гильдии, были в Альбиции на особом положении. Их старшие дочери имели возможность выходить замуж за патрициев, и город обеспечивал им даже право выбора жениха, которым каждая семья могла воспользоваться раз в двадцать лет. А сам глава Гильдии входил в Совет Семи наблюдателем и был весьма почитаемым человеком. Полиция не имела здесь прав на преследование преступников, и даже констебли не могли производить на острове аресты. Неудивительно, что убийца решил спрятаться в таком месте

Кроме морской торговли, банков и мануфактур, остров Мурано был одним из столпов благополучия Альбиции. Зеркала, что изготавливали здесь, уплывали затем по морю во все стороны света. Дворцы всех королей и королев за пределами Альбиции украшали именно эти зеркала. А ещё люстры, вазы, стеклянные статуэтки и даже чайные сервизы.

— Надеюсь, вы знаете, что делать, — произнёс маэстро негромко, когда они выбрались на набережную.

— Вот уж вряд ли. Вообще-то, я впервые в жизни иду искать убийцу, если вы об этом. Но вы не бойтесь, тут не так уж и ужасно. Не думаю, что со стеклодувами будет сладить сложнее, чем с торговцами или цверрами, — пробормотала Миа в ответ и направилась бодрым шагом прямо к большим деревянным воротам, удерживая одной рукой подол с осколками разбитой вазы. — Надвиньте шляпу на лоб поглубже, не надо, чтобы глава гильдии сразу же вас узнал

Когда у ворот её попытались остановить двое мужчин, очевидно, что охрана Гильдии, Миа воскликнула:

— Мы к маэстро Позитано, требуем справедливости!

Она выругалась на цверрском, когда охрана преградила ей путь, и принялась тараторить, указывая то на подол с осколками стекла, то на маэстро с его людьми, которые изо всех сил старались изображать разъярённых цверров. Миа махала руками, топала и плевала на мостовую, мешая альбицийскую речь с ругательствами водных кочевников, и народ, что спешил по делам, с любопытством оборачивался, разглядывая странную компанию, так что в конце концов охрана не выдержала и пропустила их на территорию фабрики.

Глава гильдии, большой лысоватый мужчина в длинном кожаном жилете, с руками, покрытыми застарелыми шрамами от ожогов, окинул недобрым взглядом их пёструю толпу и, спрятав большие пальцы в прорезные карманы, спросил, прервав обвинительную речь Дамианы:

— Так что именно случилось?

— Я уже сказала этим господам, что требую справедливости! Вот, полюбуйтесь, — она стряхнула осколки стекла прямо под ноги маэстро Позитано, — разве так делается? Мы собирали на эту вазу всей Марджалеттой! Не каждый день маме Ленаре исполняется восемьдесят лет! И что?! Он подсунул нам щербатую вазу! Мои братья найдут этого скользкого носатого угря! И отрежут ему не только его поганый нос, но и…

Дальше она снова выдала тираду на цверрском, и принялась махать руками, указывая то на осколки, то на людей позади себя, пока маэстро Позитано снова не прервал её монолог: