— С того, что сила одна, только мужи и жёны используют её по-разному. А источник неизменен. Если получится у ведьмы, то и начертатель справится.

— Значит, хочешь оставить меня одну с этим грязным эглином? — В глазах прекрасной Гуллы пылала такая ярость, что, казалось, даже свеча начала прогорать быстрее. — Этого хочешь?

Я вздохнул, подбирая слова, чтобы убедить женщину. Она чуть не убила меня сразу после знакомства и ещё волновалась за свою безопасность?

— Нужно хотя бы на наполовину выполнить волю Скегги и предложить ему способ стать конунгом как можно быстрее, — сказал я. — Если захватим Омрик и обоснуемся там да поднакопим золота, сможем увеличить хирд. И тогда мерглумцы будут жевать свои языки без соли, а не очищать от нас Свергло. И чем быстрее всё это случится, тем лучше. Больше нам всё равно идти некуда. Эглинойр или смерть.

Гулла сокрушённо покачала головой.

— Опасный путь ты избрал, Хинрик. И всех нас по нему толкаешь. А если у меня не получится? Если этот Элред и мерглумцы по дороге снасилуют меня и убьют, кто тогда расскажет Скегги об Омрике?

— Меня точно так же могут убить по пути в Скелгат. Как и Кьелла на дороге в Сандвен. Прозвучит странно, но тебе вместе с мерглумцами будет безопаснее всего. Сделай так, чтобы он не болтал о твоём сверском происхождении. Опои там или наколдуй чего… Ты же умеешь дурманить.

— Пообещай, что если Элред сдаст меня и мы больше не увидимся, то ты найдёшь и отомстишь.

— Клянусь, — кивнул я, накрыв её ладонь своей. — Но он не решится. Кишка тонка.

Гулла ещё какое-то время медлила, но затем согласилась с планом.

— Условимся, что в следующее новолуние мы встретимся на дороге возле Омрика. На той дороге, по которой отсюда едут в город. Я не знаю, какая она, но оставлю знак — повяжу алую ленту на дерево накануне встречи — это будет обозначение места. А если этого не случится, отправь людей в город найти меня и Элреда.

— Хорошо. — Я поочерёдно взглянул на товарищей и поднял кружку. — Выходим ночью.

Глава 17

Чтобы выбраться из Фримсдена до рассвета, нам с Кьеллом пришлось расстаться с деньгами. Часовые — сонные эглины, коротавшие ночь под навесом, что защищал от противной мороси, согласились отворить ворота за серебряную монету. Немного покривили носами, поняв, что серебро было сверским, но мне удалось с ними сторговаться — помогло начертание связки рун на убеждение. По крайней мере здесь моё колдовство работало, хотя и вполсилы.

Чем больше эглинов толпилось на клочке земли, тем сложнее было колдовать. Значит, в Омрике придётся не сладко — там, судя по рассказам местных, люди ютились едва ли не на головах друг у друга. Впрочем, дело, как я догадывался, было не столько в самих эглинах, сколько в их вере в мёртвого бога. Не знаю, почему, но одна эта проклятая спираль оказалась могущественнее проверенных тяжеловесных связок моих родных рун. Колдуя на уверовавшего эглина, я всякий раз ощущал себя одноруким. Скегги проявил мудрость, отказавшись полагаться лишь на руны. Да и мне начинало казаться, что от топора в этой войне толку будет больше, чем от воззваний к богам.

Оставив позади частокол Фримсдена, мы с Кьеллом обнялись, и я достал из-за пазухи подарок для товарища.

— Амулет на защиту, — пояснил я, передавая Кьеллу плашку на шнурке. — Не такой мощный, как колдовство Исгерд, но от случайных невезений и любопытных глаз точно защитит.

Кьелл с почтением принял амулет.

— Благодарю, начертатель. Надеюсь, мне удастся убедить Глоди как можно быстрее отправиться в Скелгат. Постарайтесь нас дождаться. Но если не сможете, мы нагоним вас по суше.

— Доброго пути, Кьелл. Да хранят тебя боги.

Воин кивнул и пустил коня рысью на юг, в Сандвен. Я же медленно направился к раскидистому дубу, чтобы принести жертвы. Давненько мне не случалось проводить обрядов по всем правилам. Сейчас времени тоже было мало, но я от души обратился к Всеотцу, принёс дары, пролил кровь и попросил защиты в пути.

Едва я выехал на утоптанную дорогу, что вела на юго-запад к Скелгату, в голове раздался хорошо знакомый голос.

— Удираешь, как преступник, — усмехнулся фетч.

— Здравствуй, Конгерм. Ты давно не появлялся. Как держишься?

— Пока не залетаю в города, терпимо. Но мне стало интересно, поможет ли родная землица, если я всё же туда сунусь. Я выбрал Омрик.

Я не сдержал улыбки. Как же мне повезло с духом-помощником. Фетч, кажется, и правда умел читать мои мысли.

— И даже не предупредил, — с укором сказал я.

— Ты для меня что мышь в чистом поле — думаешь громко. Словом, слетал я в Омрик.

— Расскажи, что увидел.

— Город и правда немаленький. Больше этой деревни раза в четыре, и там много каменных домов. Обнесён стеной и земляным валом. Часть стен деревянная, но начали строительство каменных укреплений. На другом берегу стоит небольшая крепость, прямо напротив города. Между башнями на обоих берегах над рекой протянута цепь, что преграждает путь кораблям. Не заплатят пошлину — дальше не пойдут.

О таком я слышал. Скальды, что ходили на юг, в Кервланд, рассказывали, что там почти все города, стоявшие на берегах рек, натягивали цепи. Хороший способ заработать побольше. Потому и богатели города на реках. И потому южные товары были столь дороги.

— Сколько людей в Омрике?

— Где-то пять сотен, — ответил фетч. — Но я видел деревни вокруг, да и дороги оживлённые. В окрестностях замечал отряды вооружённых людей, и это не сверы. Так что может быть и ещё столько же.

Я тихо присвистнул. Крепкие стены, много народу, мерглумские отряды, рыскающие в поисках сверов… Даже если у Скегги получится договориться о союзе с ярлом Эовилом, и даже если мой план сработает, будет ли этого достаточно? Стоит нам ошибиться хоть в чём-то — и мы проиграем. Если я скверно продумаю свой план, обреку хирд на гибель.

— И сколько из этих пяти сотен воинов?

— Сложно сказать. Но мужей там много. Кажется, мирный люд не торопится возвращаться в Омрик. Словно они опасаются, что война не закончилась.

— Она и не закончилась, — мрачно ответил я. — Война только начинается. Что ещё ты видел?

— Я видел достаточно, чтобы сказать, что твой план отвратителен.

— Так ты уже и мысли читать научился?

— Говорю же — ты слишком громко думаешь, — разворчался фетч. — Если я рядом, то чувствую и слышу всё, что с тобой происходит. И хочу сказать, что ты, Хинрик Фолкварссон, думаешь