— Вы не тяните с этим, ваша милость, — заботливо произнес дворецкий, опасливо поглядывая на драконову лапу. — Храм Стрибога в двух кварталах отсюда, он открыт и ночью, и днем. Местные жрецы творят чудеса; конюх наш лишился двух пальцев, когда выгуливал дракков, так за неделю ему их заново отрастили.

— Да, обязательно, — заверил я.

Бросил взгляд на большую лестницу.

— Хозяин у себя?

— Да, ваша милость, — он помог мне снять тяжелый охабень, весь засыпанный снегом.

Я почти освоился с чешуйчатой лапой, но одеваться было по-прежнему неудобно.

— Гости у него. Трое бояр из Чернодворца.

Осип глянул наверх, туда, где был кабинет хозяина.

— Двое сразу ушли, а третий остался. До сих пор говорят о чем-то.

— Ладно, я подожду.

— Да, ваша милость, пройдемте в библиотеку.

Он повел меня через холл.

Ярко горели свечи, вдоль обитой дубом стены стояли доспехи, грязные, погнутые, пробитые, с пятнами старой крови. В каждом из них когда-то погиб кто-нибудь из Мортернов; на еще многих можно было различить потертую надпись:

«Только смерть в бою делает жизнь достойной».

— Это уж точно…

Дворецкий остановился и неуверенно взглянул на меня.

— …Что, война еще долго будет идти? Господин полковник ничего об этом не говорит.

— Внуков ваших призвали, да? — нахмурился я.

— Всех троих.

Я не спрашивал, просил ли он хозяина дать им вольный билет. Мы оба хорошо знали, что полковник Мортерн никогда бы этого не сделал.

— Война будет длиться вечно, — ответил я. — Или кончится очень быстро. Зависит от того, в чьих руках окажется Рубиновый жезл и чем новый командир будет готов пожертвовать. Пусть ваши внуки запишутся в послушники Стрибога, это даст им отсрочку на пару месяцев. А там поглядим.

Я вынул мешочек из серого бархата, развязал тесьму и пересчитал монеты. Затем добавил к ним четыре динара, взяв их из другого кармана.

— Хватит для всех троих, на пожертвование храму, — сказал я, отдавая мошну Осипу.

— Вы очень добры, ваша милость, — отвечал он, неловко сжимая кошель.

Пальцы у него были морщинистыми, все в старческих пятнах.

— Но я не смогу вернуть.

— Все мы возвращаем долги так или иначе.

Звон и грохот раздались из-за боковой двери.

Я шагнул туда, доставая адамантовый меч. Это не так-то просто, если вместо руки у вас чешуйчатая лапа дракона и пальцы едва сгибаются.

— Хозяин? — спросил дворецкий.

Мы оказались в сумрачной зале.

Окна были завешаны тяжелыми шторами. В камине горел огонь. На стенах висели портреты мертвых Мортернов, и казалось, что они с жадным нетерпением ожидают, когда живые наконец присоединятся к ним.

У двери застыл юноша, совсем еще мальчуган.

В руке он держал короткую саблю, на парсуашском ковре лежали осколки вазы. Лицо парня побелело, страх и растерянность застыли в его глазах.

Когда мы вошли, он с явным облегчением выдохнул, видимо, ожидал увидеть отца, но тут же снова напрягся.

— Мастер Димитрис! — прошептал Осип. — Боже, что вы наделали?

— Дорогая? — Я подошел к осколкам.

Темные глаза юноши были умными и живыми, но в них глубоко поселилась боль. Так бывает с детьми, которых не ценят, кому приходится жить не своей, а отцовской жизнью.

— Руническая, — ответил дворецкий. — Сулейман Провидец, султан и верховный маг Парсуаша, прислал ее хозяину в знак дружбы и уважения.

— А потом долго хохотал, надо думать.

Я наклонился, поднял пару осколков.

— Это простая ваза; должно быть, слуга султана купил ее за пару медных монет на ближайшем рынке.

Мой палец с драконьим когтем провел три кривые линии в воздухе. Обломки сгинули, и на их месте явилась новая ваза.

— Вы ее починили? — спросил дворецкий.

— Нет, конечно, — ответил я. — Нельзя спасти то, что уже разбито, это всего лишь копия. Но разницы нет, полковник все равно не заметит.

Кадык юноши дернулся.

Я понял, что огромная ноша свалилась с его худеньких плеч.

Отец не простил бы ему рунической вазы — подарка из Парсуаша. В ней полковник Мортерн видел символ своей победы, величия и государственной славы, не подозревая, что бережно хранит памятник собственной глупости и невежества.

Это свойственно тем, кто управляет империей.

— Спасибо, сударь, — отвечал юноша.

Голос его дрожал, он не хотел показать, как сильно был перепуган только что.

— Ты мой должник, — сказал я, направив на него палец.

В первый момент позабыв, что угрожаю юноше искривленным когтем ящера. Впрочем, получилось эффектно.

— Да, сударь, — ответил тот, нервно сглотнув.

Я не хотел еще больше ставить его в неловкое положение, поэтому развернулся и вышел в холл.

Осип неслышно следовал за мной.

— Сын полковника? — спросил я.

— Мастер Димитрис, — кивнул дворецкий. — В этом году он принял присягу.

Почти ребенок, а уже солдат.

Впрочем, это и к лучшему.

В армию иди смолоду, пока ты молод и глуп. Когда поумнеешь, ты быстро поймешь, что охраняешь вовсе не свою родину, а сундуки, набитые золотом, в подвалах бояр и клириков.

Подыхать ради того, чтобы люди в столице стали еще богаче, вот что значит служить.

— Это не гвардейская форма, — заметил я.

— Да, — согласился Осип. — Хозяин отправил юного мастера в Розыскной приказ.

Это означало, что Димитрис будет служить в столице, ночевать дома и никогда не попадет на Черную Реку.

— Юноша много раз подавал прошение, чтобы попасть в гвардейцы, — добавил дворецкий. — Ему всякий раз отказывали.

Осип улыбнулся.

— Молодой хозяин мне говорил, что хочет быть ратником государевым, а не копаться в грязи.

— Чтобы очистить мир, приходится заниматься и этим, — пробормотал я. — Его, поди, отослали сразу в главную канцелярию?

— Нет, решил служить простым дознавателем. С самых низов начать.

Я не знал, что говорит подобное поведение о юном Димитрисе — то ли о его благородстве, то ли о глупости.

Впрочем, это одно и то же.

Громко хлопнула дверь над нашими головами.

— Я надеюсь, вы меня поняли? — раздался старческий голос.