дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет.

И вот явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие.

При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии.

Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте.

И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. (Мф. 17:1–6).

До Голгофы осталось немного, но никто ничего не знает, никто пока не понимает. Смерть уже почти коснулась Христа, тень смертная легла на Его голову, но еще никто ничего, никто ничего…

Скоро обжигающая и изматывающая Страстная неделя, потемки Тайной вечери, ночь Гефсимании и тьма Голгофы. И Преображение перед чередой этих событий – чистое, спокойное, как золотисто-розовые лучи заката Его земной жизни.

Мне почему-то кажется, что случилось оно вечером. Не знаю почему. Может, потому что в разгар дня под тамошним солнцем на Фавор очень тяжело подниматься. А на закате сплелись бы воедино свет вечерний со светом невечерним.

Я очень люблю Преображение, этот праздник реальности и бытия, решительно разрывающий марево всего здешнего, ограниченного человеческими чувствами и восприятием, этот праздник истины и узнавания, узнавания не рассудком, не чувствами, а всем собой.

Тут-то и понимаешь, что истину возможно познать только собой всецело – одного разума или интуиции для этого недостаточно. Это то, от чего задыхается на Фаворе Петр, лепя несусветную чушь про шалаши; и как прекрасно, что это тоже вошло в Евангелие – эта потрясающая растерянность человека перед превосходящей его истиной, которую невозможно принять в себя и переварить, в которой можно только раствориться.

Конечно, на Фаворе преображается не Христос. Сила и слава, в которой увидели Его ученики, были с Ним всегда. Не Господь преображается-меняется, нет – глаза учеников ненадолго открываются, чтобы увидеть Его таким, каким должно видеть. В сияющей славе, ослепительной белизне, красоте, чистоте. Таким, каким через много-много лет увидит Христа апостол Иоанн, лицезрея видения Апокалипсиса.

Преображаются, скорее, ученики, на какие-то секунды получившие способность узреть этот свет, прикоснуться к истоку бытия. Это откровение их глазам, сердцам и душам. Они видят Христа в Его подлинной славе. Видят Христа-Победителя. И слышат при этом разговор Иисуса с Илией и Моисеем о скорых муках и смерти.

Слышат… но не понимают, не укладывается пока в них это знание. «Что значит – воскреснуть из мертвых?» – шепчутся они между собой, спускаясь с Фавора. Хотя вряд ли у этих слов в те времена было множество смыслов.

Мысль о смерти Учителя в них просто не вмещается; так, даже будучи подле Христа годами, можно жить в собственном уютном ненастоящем мирке. О Своей смерти Иисус говорит неоднократно, но даже на Тайной вечере они будут спорить о том, кто будет почитаться бо́льшим среди них. Только само Распятие взломает их сердца и головы. А пока что: «Как это – воскреснуть из мертвых?»

Конечно, никому не надо говорить. Преображение – событие, которое можно понять лишь из послепасхального будущего. Сейчас оно непонятно и необъяснимо. Захоти Петр, Иоанн, Иаков рассказать об этом оставшимся девяти, нарвались бы на сплошное недоумение. Хотя бы потому, что вряд ли сумели бы подобрать подходящие слова.

Лишь потом, увидев воскресшего Христа, они поймут, что было на Фаворе. Поймут, какого Христа они видели. Просиявшего до тьмы смертной. Прославленного до Креста. Воскресшего до смерти. Ибо для Него нет времени.

Преображение – маленькая Пасха, Воскресение до смерти, прорыв из здешнего бытия в подлинную и безусловную реальность. Ту, которая не искалечена грехом, в которой нет дыр зла и провалов небытия. Здесь начинается и отсюда берет исток всяческое бытие.

Именно поэтому Преображение одновременно невероятно просто и невероятно сложно для осознания. Преображение Христа на Фаворе настолько понятно, настолько очевидно, что сознание не может его охватить.

Невозможно так же, как невозможно прямо смотреть на солнце – в глазах чернеет. Раздробленная грехом душа не в состоянии воспринять Бога лицом к лицу. А раздробленный язык не в состоянии этого описать.

Свет Преображения нельзя по-хомячьи запихать в норку сознания. Ему можно лишь всецело предстоять. Нет таинственности, нет лабиринтов, нет иерархии, никакой эзотерики и семи покрывал тайн. Все просто: Бог есть, и источник жизни в Нем. Но принять это – все равно что стать лицом к лицу с Большим Взрывом.

Преображение – это обещание, которое уже исполнилось для Бога и вот-вот исполнится для нас; и преображенный Христос на пороге двух времен, которые для Него едины, беседует с Илией и Моисеем о том, как сбудется это обещание. Клялся Господь и не раскается.

Свет Преображения – сияние невиданной силы. Пока сдерживаемое, пока только залог: но еще немного, и оно зальет мир в пасхальное утро, станет воздухом, которым мы дышим, теплом, которым мы греемся, жизнью, которой мы живем.

Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь.

Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса (Мф. 17–7, 8).

Иисус не стоит спокойно над павшими на землю от страха апостолами, дожидаясь, пока они сами наберутся храбрости взглянуть на Него.

Если бы Он поступил так, то этим была бы подчеркнута непереходимая пропасть между ними: Его мир – мир горний, а им – лежать ниц и глаз не поднимать.

Но Он не ждет молча и даже не приказывает: «Вставайте!» – Он подходит, говорит «не бойтесь» и касается их. Забота и ободрение: не бойтесь, Я рядом, Я с вами.

Когда люди лежат на земле, их свысока не коснешься – надо наклониться, а то и опуститься с ними рядом.

«Я пришел послужить, а не чтоб Мне служили».

И, мне кажется, Его поведение – это еще одно доказательство Его богосыновства.

Он – Человек. И каким же нужно быть Человеком, чтоб в осиянии Божественной славы думать о состоянии душ апостолов, утешать их в естественном человеческом страхе перед непостижимой силой и славой Божьей?

Только Таким, Кто абсолютно причастен этой силе и славе.

И Кто Сам преображает эту силу и славу так, чтоб на нее можно было взглянуть без ветхозаветного страха предстояния Богу. Смотрите на Меня… и не бойтесь ничего.

Воскрешение Лазаря

Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему (Ин. 11:14, 15).

Мария же, придя туда, где был Иисус, и увидев Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь,