Кстати, торт был совсем неплох.

Трансвестит Серега, поднеся давящемуся хлебами Кощею стаканчик с водой, ловко сунулся к его уху. Невесты, посмеиваясь и глядя на свирепо жующего Кощея горящими, как у кайманов*, глазами ожидали его сурового вердикта.

— Ну, чего делать будем, ваше благородие, — скороговоркой выпалил он, стараясь утешить приунывшего Кощея и опасливо озираясь на сужающийся крокодилий круг. — Невесты-то расстарались, теперь и не отвертишься… Придется выбрать одну, они ведь живым тебя теперь не выпустят. Вон та ничего, а?

«Та» явно сидела на диетах, фитнесах и правильном питании. Фильтры Инстаграма словно навечно легли на ее лицо, отполировав его до идеальной гладкости и персиковой августовской зрелости. Кощею она предложила хрустящие гречишные хлебцы, которые бесследно таяли во рту, не только не принося калорий, но еще и отнимая пару-тройку десятков на жевание чудо-продукта. Фитнес челюсти с пользой.

У девицы были глаза, губы, скулы и конский беленый хвост на маковке. Она поворачивалась к Кощею в выгодные три четверти лица, глядела в его глаза кротко и наивно, как в объектив камеры Айфона, и губы Кощея ломало и корежило, против его воли складывая в мимику, которая естественна для произношения слова «Зая!».

— Хлеб у нее говно, — сказал грубый и обозленный Кощей, избавившись от наваждения и выплюнув «Заю!» прочь из своего рта. — Другие не поймут.

— А ты скажи, что по вкусу тебе, — вдохновленно предложил прохвост Серега, которому было врать не в первой, и который мог сам давать мастер-классы всяким Лягушкам. — По вкусу! Вкус — дело субъективное! А кто будет протестовать, тот с конкурса будет снят и забанен!

— Еще испытание, — тяжко выдохнул Утюг, которому ногти кощеевы таки провели пару лишних борозд на мозгу, тем самым увеличив площадь коры головного мозга и способность мыслить. — Сразу сдаваться несолидно как-то. Легкие победы и дешевые вещи они ж не ценят, ска…

Утюг пригорюнился, думая о чем-то своем, а вот Кощей воспрял духом. Но отведанные им хлеба разных сортов как-то, видимо, нарушили метаболизм Бессмертного, или, там, посожгли лишних калорий так, что он мозговым сегментом ослаб, да только Кощей ничего умнее не придумал, чем шагать далее проторенной лягушачьей тропой.

— Накормили, потешили, — зло просипел он, обводя претенденток таким взглядом, что пяток из них рассосался, поняв, что никакие деньги не заставят терпеть выкрутасы этого домашнего тирана. — Теперь приоденьте, в путь-дорогу соберите. Рубаху я хочу красивую, чтоб к телу.

— Что ж ты, батюшка, все на те же грабли!.. — пискнул трансвестит Серега, скрываясь за креслом Кощея от наступающей беды, а тот, нервно сглатывая ком, стоящий в горле, вдруг отчетливо, до дрожи в ребрах, понял, что, по сути, просто тянет время перед тем моментом, когда выбирать действительно придется. Из скользких лягушачьих лап хороших менеджеров еще никто не уходил, хе-хе-хе…

* кайманы — крокодилы

Магия коротила.

Слушая короткие гудки телефонов и лягушачьи переговоры, Кощей понял с тоской, что сейчас он станет обладателем самого роскошного гардероба в городе, и не миновать ему свадьбы с пираньей, из-за слова верного, крепкого, опрометчиво данного.

От этого у грустного Кощея прям давление опасно поднималось и нога самопроизвольно дрыгалась, словно хотел он Утюгу наподдать пинка. Попахивало инсультом.

Что еще хуже, так Кощей, словно коршун черный, заходящий на пятый круг перед полетом, чуял, что магия яблока стремительно близится к нулю. То есть, она как бы была, но работать как бы не хотела. А это было чревато последствиями.

Габбановые штаны стали большеваты и уже не придавали ногам идеальную ровность. Спина Кощеева со скрипом сгибалась под тяжестью прожитых лет, и сам Кощей чуял, как утекает из него молодость, а он сам сдувается, скукоживается, как рваный латексный шарик, с таким же печальным пердящим звуком.

Этой напасти еще не хватало!

Качаясь на нетвердых ногах, отворачивая стареющее со скоростью света лицо от красавиц, Кощей Бессмертный поднялся из своего кресла и нетвердой походкой готового к смерти человека двинулся к отдельному кабинетику, чтоб там подкорректировать магическую составляющую своего организма, попросту — удариться, если не оземь, то еще обо что-нибудь. Желательно насмерть.

Пираньи не могли пропустить это телодвижение. Хищно горящие глаза их поднялись от мерцающих экранов телефонов, кроваво-алые губы раскрылись в угрожающем удивлении.

— Куда?! — хором выдохнули они, но Кощею было уж не до них.

— Посоветоваться надо! — в полной панике выкрикнул он, быстро исчезая за дверями кабинетика как крот в норе. Через секунду оттуда раздались отчаянные глухие удары, пробивающие хорошую звукоизоляцию. Пираньи, недобро усмехнувшись, глазоньки ясные опустили к телефонам и вернулись к своим поискам, выбирая для бьющегося в сетях любви и отчаяния жениха подвенечный наряд в лучших магазинах страны.

От расстройства яблочная магия коротнула наглухо, вернув несчастного Кощея в исходное положение, то есть в его родную, честно нажитую старость. Штаны с него стали соскальзывать, тощая шейка болталась в вороте рубашки и пиджака как пестик в колоколе, не видя берега и края. Шепотом бормоча яростные ругательства Яге, которая подсунула некачественное, наверное, покусанное какое-то яблоко, которое в эксплуатации оказалось крайне ненадежным и капризным, Кощей со скрипом и скрежетом сдвинул стол поближе к дивану, освобождая место для маневра, и, в три прыжка преодолев взлетную полосу, со всего разбега шмякнулся о дверь.

Запахло горелой изоляцией. Кощей, распластанный по лакированному дереву, мучительно мычал проклятья, оставаясь старым. Чертово яблоко не чинилось подручными средствами. По хорошему, Кощею надо было б обратиться к производителю, уточнить о сроках гарантии и о способах починки, но производитель был далек и недоступен.

Поэтому Кощей, кое-как отлипнув от лакированных дубовых дверей, проковылял на место, снова оттолкнулся тощей ножкой в сползающем белом носочке от дивана, стартанул и шмякнулся о двери вновь.

И так несколько раз.

Но желанного результата не наступало.

Воняло горелой изоляцией.

Отчаявшись, Кощей присел на уголок дивана, тяжко пыхтя и переводя дух. Молодость ушла, как и в жизни — не успел он и оглянуться. Как теперь красавиц очаровывать? Такого старого, морщинистого и жилистого, как древний тощий петух, кто полюбит? Как выйти после такого эпического провала в люди?

«Ну, хоть лягушки эти сами разбегутся!» — зловредно подумал Кощей и, тяжко вздыхая, поднялся на дрожащие слабые ноги, решил испытать удачу еще разок.

Он крепко зажмурился, дернул нервно ножкой и, взревев, стартанул как в последний раз.

Но, добежав до места и ожидая жесткого удара, вместо неласковых дверных досок под собой он ощутил мягкий, словно резиновый мат, предмет. Под щекой его упруго пружинило что-то теплое. Длинные руки Кощея по инерции оплели предмет, и он — ни много, ни мало, — обнаружил себя уткнувшимся в пышные силиконовые груди девы, непонятно откуда взявшейся в его кабинетике.