– Пиппа! Черт побери! Возьми эту проклятую трубку!

Сбросить. Набрать еще раз. Занято. Твою мать!

Набрать еще раз.

Джинсы. Футболка. Ботинки.

– Сейчас я не могу ответить или у меня нет настроения, просто оставьте сообщение.

Боже мой, Пиппа. Да что ты там делаешь? Ты же знаешь… ты же так часто видела… Господи, как мне добраться до Талламора? Почему у меня нет машины? Почему, черт возьми, у меня нет машины? У каждого здесь есть гребаная машина, но не у меня! Может быть…

Все еще прижимая к уху мобильный, мчусь к двери, а через секунду колочу в дверь Нилла.

– Сейчас я не могу ответить или у меня нет настроения, просто оставьте сообщение.

Она не отвечает. Она просто не отвечает. Да что там случилось, Боже мой, что…

– Сиенна? – В дверном проеме возникает лицо Нилла, заспанное и крайне недовольное.

– Мне нужна твоя машина! В смысле, пожалуйста, ты не одолжишь мне свою машину?

– Что?

– До сегодняшнего вечера. Сегодня вечером я ее верну, обещаю, максимум – завтра утром.

– Погоди…

– У меня есть права, не волнуйся, просто нет машины, но мне, блин, нужна эта проклятая машина!

– Да что произошло?

К тому времени Нилл распахивает дверь, словно ожидает, что войду, но я не хочу входить, не хочу ничего объяснять и не хочу часами вести разговоры, мне просто нужна машина!

– Спрошу у Айрин!

Я разворачиваюсь на каблуках, но не успеваю сделать и шага, как Нилл хватает меня за плечи и втаскивает внутрь.

– Сиенна, что случилось? Всего одно предложение, о’кей? Скажи мне, что случилось, и я тебя отвезу.

– Мне надо в Талламор. Срочно. Я… с моей сестрой что-то произошло.

– У тебя есть сестра?

Черт, это сейчас не главное. Если бы Нилл в эту секунду не сидел на смятом постельном белье на диване и не надевал туфли, я бы уже бросилась к выходу, но он сказал, что подвезет меня, а быстрее мне отсюда точно не выбраться.

– Мне надо быстро позвонить Хейзел, чтобы узнать, можно ли завезти ей Эмми.

Эмми. Блин. Как я об этом не подумала? Не могу же я просить Нилла…

– Дай мне две минуты. Две минуты, ладно? – Он смотрит на меня так, словно ждет, что я моментально рвану за дверь, а потом берет телефон, лежащий перед ним на ящике из-под виски, оставшемся от Дина. Мое внимание привлекает движение в противоположном конце комнаты. Дверь в спальню Дина снова тихо закрывается.

В тот миг, когда Нилл произносит: «Привет, это Нилл, извини, что звоню так рано», раздается сигнал моего собственного мобильника.

Пиппа. Принять вызов и уронить смартфон мне удается одним-единственным изящным движением. Проклиная саму себя, наклоняюсь за трубкой. Пиппа еще на линии, слава богу.

– Бунтарка? Алло?

– Пиппа? Что… с тобой все хорошо?

– Он ушел.

– Что?

– Он свалил.

– Что ты сделала? – Колени у меня подгибаются, и я просто-напросто оседаю на пол. – Он тебя… он тебе навредил?

Пиппа отвечает не сразу, и у меня в груди все леденеет.

– Не совсем.

– Не совсем? Что это значит?

– Я была быстрее, чем он. По-настоящему он по мне не попал.

Пиппа проговаривает это настолько хладнокровно, как будто недавно увернулась от подброшенного ветром пакета, а не от папиного кулака.

– Мама в ванной… думаю, все нормально.

Мы проживаем жизнь, в которой дочери под фразой «все нормально» подразумевают, что их мать не погибла. Дерьмо!

– Пиппа, я приеду.

Сестра опять колеблется, однако, когда отвечает, ее голос звучит решительно.

– Ты не обязана, Бунтарка.

– Естественно, не обязана, но…

– Ну а что ты сделаешь? От того, что ты будешь здесь, ничего ведь не изменится. У тебя тут даже своей комнаты больше нет.

– Да, но…

– Я справлюсь, Бунтарка. У меня все получится.

– Что у тебя получится?

– Ну, все это. Он же сбежал. – В ней столько гордости, словно она прогнала взбесившегося медведя.

– Пиппа, он вернется.

– Да, знаю, но, по-моему, я сильно его шокировала.

– Пиппа, он не рассчитывал, что ты бросишься между ними. – Как и со мной, когда я сделала это впервые. – Но это ничего не меняет. В следующий раз он уже так просто не уйдет.

– Посмотрим.

– Пиппа. Я тоже пробовала. И чем это кончилось? – На последних словах у меня надламывается голос.

На это Пиппа ничего не отвечает, но в ее молчании слышно немое упрямство. В отчаянии я на миг прикрываю глаза.

– Я приеду. Мы соберем пару вещей. И ты уедешь со мной в Каслданнс.

– Нет.

– Черт возьми, Пиппа! Ты ничего не изменишь, пойми наконец! Единственная, кто мог бы что-то поменять, сейчас сидит в ванной и рыдает!

– Не говори так о маме. Тебя вообще при этом не было!

– Я была при этом достаточно часто!

– Но у тебя когда-нибудь получалось заставить его уйти?

Господи, как мне убедить свою младшую сестру, что это не играет ровным счетом никакой роли?

– Пиппа…

– Бунтарка, я знаю, ты лишь хочешь помочь. Но я справлюсь, о’кей? Просто доверься мне. Пожалуйста. Я справлюсь. А теперь мне надо позаботиться о маме.

Слова Пиппы эхом звенят у меня в голове даже после того, как она положила трубку. Теперь ей надо позаботиться о маме. Но это же полнейшее сумасшествие. Это совершенно неправильно. В этот момент я ненавижу свою мать практически так же сильно, как отца.

– Ты все еще хочешь ехать в Талламор?

Вопрос Нилла вновь переносит меня в настоящее и напоминает, что я не только вся убитая и растрепанная сижу у него в квартире, но и только что предоставила ему потрясающую возможность заглянуть в мою жизнь. Хотелось бы мне отмотать время назад.

Я рывком встаю.

– Нет. Нет, все уже в порядке. Но спасибо, что предложил подвезти.

Что это означает, до меня доходит, лишь когда слова срываются с языка. Нилл четыре часа вез бы меня в несусветную рань через всю Ирландию, притом без каких-либо объяснений с моей стороны. Ради этого он отвел бы Эмми к Хейзел, и он… просто сделал бы это.

Нилл тоже поднимается с дивана. На нем мятая белая футболка и укороченные спортивные штаны и только из-за меня кеды на ногах. Взгляд серьезен, в его темных глазах застыло выражение, о котором я отказываюсь думать.