Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы Библию не читали? — неожиданно спросил Капотов.
— Чего? — заморгала Света. — Церковную книгу? На фига она мне? Я к попам не хожу, не бабка глупая, чтобы им деньги нести. Нет никакого бога, люди от обезьяны произошли, это все знают.
Капотов кашлянул.
— А вы, Виола, интересовались церковной литературой?
— Хорошо понимаю, что следовало бы прочитать Библию, — смутилась я, — но как-то все некогда. Один раз, правда, попыталась пролистать ее, но ничего не поняла, запуталась в именах.
— Возможно, записка, которую Шлыкову с печеньем подсунули, — это напоминание об истории, которая изложена в Ветхом Завете, — медленно произнес Капотов, — рассказ об Иосифе и его братьях. У немецкого писателя Томаса Манна есть на эту тему роман-тетралогия, написанный до Второй мировой войны. Не читали его? Она так и называется «Иосиф и его братья».
Светлана промолчала, а мне пришлось снова сказать:
— Нет.
Однако, чтобы не показаться Капотову совсем уж необразованной, я добавила:
— Мне у Томаса Манна нравится роман «Будденброки». Автор за него Нобелевскую премию по литературе получил.
— Ну, тогда слушайте, — велел Кирилл.
…У человека по имени Иаков было двенадцать сыновей, но отец больше всех любил самого младшего, Иосифа. За кротость и послушание. Он сшил ему нарядную одежду, братья стали завидовать Иосифу, даже возненавидели его.
Однажды старшие дети пасли стада далеко от дома, и отец послал самого юного навестить их, узнать, цел ли скот. Когда братья увидели Иосифа, они стали замышлять убийство. Один Рувим сказал: «Не проливайте крови, бросьте его лучше в ров», — он хотел потом спасти Иосифа и возвратить отцу. А в это время проезжали мимо купцы с товарами, направлявшиеся в египетскую землю. И старшие братья продали им паренька за двадцать сребреников. Потом злоумышленники взяли рубаху того, кого отдали в рабство, вымазали ее кровью козленка, принесли отцу и сказали: «Мы нашли эту одежду. Не Иосифа ли она?» «Верно, дикий зверь растерзал моего сына!» — с горестью воскликнул Иаков. Отец еще долго оплакивал своего любимого сына, никак не мог утешиться.
В Египте Иосиф стал слугой при дворце. Однажды фараон увидел два особенных сна. Во-первых, ему приснилось, будто он стоит на берегу реки и из воды выходят сначала семь коров полных и красивых, а за ними семь коров тощих, причем тощие коровы поглотили полных, но сами не стали толще. Другой же сон был такой: будто на одном стебле выросло семь колосьев полных, а после семь колосьев сухих и тощих, и тощие колосья поглотили семь полных колосьев. Утром фараон призвал всех мудрецов египетских, но никто из них не мог истолковать его сновидения. И только умный раб Иосиф сказал: «Оба сна означают одно и то же: сначала наступят в земле египетской семь лет изобилия, а после них придут семь лет голода. Надо запастись в урожайные годы хлебом». Фараон поручил Иосифу наполнить амбары.
В семь плодородных лет Иосиф собрал в Египте столько зерна, что его хватило на последовавшие голодные годы с избытком, пшеницу даже продавали в другие страны. И фараон сделал Иосифа главным начальником. Отовсюду стали приезжать люди в Египет за хлебом, потому что голод был по всей земле.
Как-то раз прибыли за едой сыновья Иакова. Они пришли к Иосифу, но не узнали его, сказали: «Мы люди честные, сыновья одного человека в земле Ханаанской, продай нам зерна».
Иосиф велел насыпать зерно в мешки, но в мешок Вениамина, самого младшего из приехавших, приказал положить серебряную чашу, из которой всегда пил сам. Едва братья уехали, Иосиф велел своему управителю догнать их и обыскать. Чаша была найдена, всех мужчин вернули к Иосифу.
«Пусть останется у меня рабом тот, у кого нашлась чаша, а вы можете возвратиться к отцу», — сказал Иосиф. Братья взмолились: «Господин! Отец наш стар, Вениамина любит больше всех; отпусти его к родителю, потому что если он не вернется, то отец наш умрет с горя. Выбери из нас любого, тот тебе рабом и станет».
Иосиф увидел, что братья исправились, и больше не стал скрываться от них. Он выслал всех слуг и заплакал: «Я — брат ваш Иосиф, которого вы продали в Египет!» Братья так смутились, что не могли говорить. Иосиф продолжал: «Не бойтесь! Сам Бог привел меня сюда для сохранения вашей жизни. Отправляйтесь скорее к отцу и скажите ему, чтобы он ехал в Египет ко мне, потому что еще остается пять лет голода». И он стал обнимать и целовать Вениамина и других братьев, одновременно плача.
Когда Иаков, к великой своей радости, узнал, что сын его Иосиф жив, он переселился со всем семейством в Египет…
— Ну я для вас сейчас слегка сократил легенду, оставил лишь основную сюжетную линию, — улыбнулся Кирилл и замолчал.
Светлана хмыкнула.
— А Иосиф-то добрый какой! Я бы такую родню не простила. Красивая сказочка, но конец неправильный. Я считаю, что если кто тебе гадость сделал, то надо ему как следует по шее накостылять.
В ресторане, где Александр Евгеньевич Ферин назначил мне встречу, было не протолкнуться.
Я встала у входа в большой зал, начала искать глазами бизнесмена и услышала:
— Виола! Сюда!
Я помахала рукой и поспешила к Александру, который устроился в центре зала.
— Сегодня тут прямо демонстрация, — поморщился заказчик, помогая мне сесть, — хотя обычно два-три человека по углам сидят. Уж извините, не ожидал такого столпотворения.
— Здесь очень даже мило, — слукавила я.
Александр вскочил.
— Мамочка! Прекрасно выглядишь!
Я обернулась. Лавируя между столиками, к нам приближалась Елизавета Михайловна.
— Не говори глупостей, — отрезала дама, которая забыла поздороваться и с сыном, и со мной. — Открыла сегодня шкаф, а там все старое, ношеное. Чувствую себя хуже некуда! Нищей оборванкой!
Я прищурилась. Ну на плохо обеспеченную женщину мать бизнесмена никак не похожа. На ней хорошо узнаваемое платье от Валентино. Люблю смотреть сайты известных модных домов, поэтому сразу узнала наряд из последней осенне-зимней коллекции, стоящий бешеных денег. Под стать ему сумка дамы и масса украшений. Да и телефон, который госпожа Ферина небрежно бросила на стол, явно сделан по спецзаказу. На его золотом корпусе умелые руки выложили бриллиантами «Е», заглавную букву ее имени. Почему я решила, что вижу благородные камни, а не стразы? И те и другие всегда ярко блестят в электрическом свете. Верно, блестят, но у ограненных алмазов сверкание иное. Похоже, Елизавета снова забыла про свой закон молодильного яблочка.
— Боже, здесь просто шалман какой-то, — возмущалась тем временем Елизавета Михайловна. — Вокзал в Ухрюпинске! Цыганский табор на пристани в Тмутаракани! Александр, что за идея позвать меня в это плебейское место?
— Мама… — начал Ферин.
Та махнула рукой.