И тут меня осенило — это же утюг разговаривает. Я наклонилась к прибору.

— Феоктист… не помню как там вас дальше, это вы канючите?

Телефон снова затрезвонил.

— Виола Ленинидовна, — зачирикала Рита, — вы слушайте, что утюжок вам скажет, он сам попросит…

— Спасибо, — буркнула я, — уже поняла, что агрегат болтун.

И тут позвонили в дверь. Я открыла ее и увидела посыльного с коробкой.

Минут через десять я набрала номер Эммы Крамовой и воскликнула:

— Ну зачем вы прислали мне новую сумку?

— Кукусик испортил вашу, — ответила дама, — носите на здоровье эту. Или что-то не так? Цвет не совпал?

— Все прекрасно, — заверила я, — ридикюльчик точь-в-точь как мой погибший, но, право, мне неудобно.

— Прекратите. Это мне стыдно за писуна Кукусю, — засмеялась Эмма. — Сделайте мне приятное, ходите с красивой сумочкой.

— Спасибо, — поблагодарила я, — сегодня непременно возьму ее с собой.

— И завтра, и послезавтра, и потом тоже, — попросила Крамова. — Обещайте иметь ее при себе и не сердиться на нас с Кукусиком.

— Не расстанусь с ней и непременно скоро навещу вас, — заверила я.

Положив трубку в карман, я отключила утюг, решив: раз процесс глажки никак не идет, надо надеть другую кофту, — и отправилась в гардеробную. Когда я размышляла, что лучше надеть, раздался звук прилетевшего сообщения.

Где-то через полчаса я безо всяких приключений добралась до архива, пошла по коридору и услышала гневный крик из кабинета Андрея Николаевича:

— Убью! Сейчас точно на фиг… убью! Собственными руками задушу! Застрелю! М-м-м-м…

Стон, который издал Шлыков, заставил меня притормозить. В ту же секунду дверь офиса распахнулась и стукнулась о стену. Из помещения вылетел заведующий. Увидев меня, он замер, потом сжал кулаки и начал наступать на меня с вопросом:

— Что ты здесь делаешь?

— Иду в библиотеку, — пропищала я.

— Явилась, чтобы до петли меня довести?

Я прижалась к стене, а начальник архива продолжал:

— Не надейся! Говори, кто тебя научил прикидываться? Откуда ты все знаешь? Трезвонишь… Гадюка!

Мне стало понятно, что я попала в безвыходное положение. Похоже, Андрей Николаевич окончательно лишился разума, а у меня ноги стали вдруг ватными, и вместо того, чтобы быстро удрать от больного мужика, я замерла столбом, прижавшись к стене. Мне некуда деваться, я загнана в угол в прямом смысле слова.

— Сволочь! — с чувством произнес историк. — Чтобы я тебя больше никогда здесь не видел!

В руке Шлыкова заиграл телефон.

— Да, — сказал в трубку безумец. — Что? Кто? А-а-а! Дрянь!

Шлыков бросился бежать по коридору к выходу на улицу. Я перевела дух и сообразила, что бедняга сейчас окажется среди множества людей и машин и события могут развиваться совсем не лучшим образом. Вдруг безумец угодит под грузовик? Или нанесет кому-то травму?

Ко мне наконец вернулась способность двигаться, и я кинулась следом за начальником архива. Выскочив за дверь, я увидела, что Шлыков стоит на тротуаре, оглядываясь по сторонам, хотела подойти к нему и попытаться увести в офис, но побоялась приблизиться к Андрею Николаевичу. Тот, словно раненый зверь, бегал среди прохожих и орал:

— Где ты? Покажись! Зачем звонишь? Тварь!.. Сволочь!..

Народ шарахался в сторону от обезумевшего человека. Я растерялась. Что делать? Подойти к Шлыкову страшно. Но ведь нельзя его бросить в таком состоянии. И тут из только что подъехавшего роскошного «Порше» выскочил брюнет и поспешил к сумасшедшему.

— Маслов! — закричал ему Шлыков. — Егор! Мне звонили!

Я быстро сбежала по ступенькам и приблизилась к телеведущему. Тот уже успел втолкнуть Шлыкова в свою иномарку.

— Господин Маслов! — крикнула я. — Подождите!

— Мне некогда, — бросил тот, — никаких селфи или автографов.

— Я не ваша фанатка, я писательница, под псевдонимом Арина Виолова публикую детективы, — представилась я.

Егор чуть сгорбился, потом резко обернулся.

— Добрый день. Только сейчас узнал вас. Моя домработница хватает все новинки, которые выходят из-под вашего пера.

— Я сижу в архиве, собираю материал для очередного романа… — начала я.

Егор не дал мне договорить.

— Прекрасная новость. Сегодня обрадую Марию Ивановну сообщением, что писательница начала работу над новым романом. А сейчас извините, мне пора.

— Шлыков болен, — быстро сказала я, — пару минут назад он налетел на меня в коридоре архива и стал обвинять в том, что я кем-то прикидываюсь, хочу довести его до смерти. Вы очень вовремя появились.

Маслов дернул плечом.

— Час назад Андрей мне звонил. Он находился в таком состоянии, что я понял: надо спешить к нему на работу, а то случится беда. Знаю Андрюху со школы, он абсолютно здоров. Но дома у него очень больная мать — у нее рассеянный склероз. Сын сам за ней ухаживает. Не сдал в клинику. Он просто устал. Простите его. Пожалуйста, не рассказывайте никому о произошедшем. Конечно, Андрей занимает начальственную должность, но он сотрудник на окладе, над ним стоит хозяин конторы, который выпрет Шлыкова вон, если услышит, что тот испугал обожаемую всем народом писательницу.

— Так уж и всем, — усмехнулась я.

— В моем окружении у каждого есть ваш томик, — явно солгал Маслов, — сам люблю по вечерам отдохнуть с новым романом Виоловой. Шлыков никому не сообщает о своей безнадежно больной матери, и вы, пожалуйста, не раскрывайте его секрет. Кстати! Вы ни разу не приходили в гости в мою программу. Почему?

— Ответ прост: меня не звали, — улыбнулась я.

В руке Егора сам собой появился мобильный.

— Наташа! Знаешь писательницу Арину Виолову?

Маслов стоял близко, трубку он не держал вплотную к уху, динамик у дорогого аппарата мощный, поэтому я услышала ответ собеседницы:

— Вроде есть такая писака, сейчас их, как тараканов, развелось.

— Конечно, не сомневаюсь, что ты ее читаешь, — продолжал Маслов.

— С ума сойти… Я? Да у меня времени в туалет сбегать и то нет! — заявила Наталья.

— Естественно, скажу ей, что мой шеф-редактор — фанатка ее детективов, поэтому мечтает увидеть Арину на программе.

— Сдурел? На фиг она нам нужна? Какой от бумагомараки рейтинг? Ну уж нет, в моей студии бабень окажется, если кого-то сама убьет, а потом съест. Только в этом случае она в наш эфир попадет.

— Предлагаешь две программы с Виоловой? Понимаю, вот что любовь делает.