с тем, как в той или иной стране возникает нация под властью государства, возникает новый фактор агрессии, и дальнейшее развитие нации надолго остается агрессивным. Избежали этой участи лишь несколько небольших европейских стран, сложившихся при соблюдении местных свобод, а также, до некоторой степени, одна крупная страна, Англия109, которая даже сегодня далека от того, чтобы иметь все характерные черты современного государства.

Но явление, которое возникло не вчера, должно волновать все умы, размышляющие о той опасности, что нависла в наше время не только над миром и свободой, но и над всеми без исключения человеческими ценностями. Все изменения, произошедшие за последние три столетия, приближают людей к ситуации, когда в целом мире не останется абсолютно никакого источника послушания, кроме государственного авторитета. Большинство людей в Европе не повинуются ничему другому. Семейное влияние на несовершеннолетних слабо, а на остальных равняется нулю; местные и региональные власти в большинстве стран осуществляют только ту часть полномочий, которая делегирована им властью центральной. В области производства послушание начальству не просто оказывается, а продается за деньги; таким образом, его авторитет исходит не из какой-либо традиции, не из взаимного, более или менее подразумеваемого согласия, а основано на торге, чуждом всякого достоинства и ставящем послушание в исключительную зависимость от защиты его государством. Даже в интеллектуальной сфере государство, с дипломами и званиями, которые оно присваивает, стало почти единственным источником реального авторитета.

С другой стороны, власть государства не останавливается ни в каком направлении никаким законным пределом. Для него нет такого предела вне его границ, потому что каждая нация суверенна. Что бы она ни делала, ни один вышестоящий орган не имеет права судить ее действия; даже договоры, которые она подписывает, получают силу только в соответствии с толкованием, которое она дает им сама, без возможности какого-либо другого толкования, которое на законном основании давалось бы извне. Ее власть фактически имеет пределом только силу других суверенных наций, то есть либо войну, либо прямую или косвенную угрозу войны. Это предел фактический, но не правовой, предел вынужденный, а не принимаемый добровольно.

Внутри демократических государств власть, по-видимому, ограничена только правами индивидов; но если амбициозные люди желают и умеют выбрать благоприятный момент, сам механизм демократии может быть использован для отмены части этих прав или всей их совокупности. А после того, как эти права отменены, уже не существует никакого законного средства к их восстановлению, кроме лишь восстания. Если люди, обладающие различными титулами государственной власти, перестают желать демократии, страх перед восстанием подчас может их сдерживать, но ни один закон не сможет обязать их сохранять ей верность. За пределами Европы обширные территории, подчиненные посредством завоеваний, покоряются воле того или иного европейского государства; а в остальном мире все чаще наблюдается тенденция к созданию политических структур, более или менее копируемых с политической структуры западного государства. Пределом подобной эволюции – к счастью, теоретическим – стало бы такое положение, когда на всем земном шаре любой человек будет послушен постоянно и исключительно государству, подданным которого является, и ни одно государство не будет послушно ничему, кроме собственных прихотей. С любой точки зрения, какая устойчивость, какое равновесие, какая гармония возможны при таком направлении развития?

Совершенно ясно – и г-н Селль это убедительно показал – что юридическое понятие суверенной нации несовместимо с идеей международного порядка110. Гражданский порядок существует менно потому, что отдельные люди, даже там, где они свободны, не обладают суверенным правом распоряжаться собой и своей собственностью. Всякий порядок предполагает наличие законного авторитета, решения которого обязательны для всех, кто подчиняется этому порядку. Но суверенитет каждой нации относительно всех остальных связан с суверенной властью, которую каждое государство осуществляет над своими подданными. Ибо, пока эта власть сохраняется, всякое действие, предпринимаемое против недружественной нации, должно действовать на всех членов и подданных этой нации; оно, таким образом, должно принимать форму войны, угрозы войны или экономического давления, которое, превысив определенную степень, неизбежно ведет к войне. Война – это действие, принять решение о котором и осуществлять которое может только одна или несколько стран; и поскольку никто не может извне предписать нации вести войну, не может быть полицейского средства для авторитета, который доминировал бы над нациями. Такой авторитет может осуществляться только в том случае, если он обладает законной, то есть публично и всеобще признанной, властью освобождать в определенных случаях граждан или подданных государства от обязанности подчиняться этому государству. И тогда не подданные, решившиеся на гражданское неповиновение, а само государство, которого бы коснулась такая мера, было бы поражено чувством неполноценности, свойственным мятежникам. Но совершенно очевидно, что подобная мера возможна только в том случае, если ниже государства и выше отдельных лиц существуют законные власти, правомочные подобное решение исполнить. Международный порядок предполагает, что определенный федерализм может устанавливаться не только между нациями, но и внутри каждой большой нации. Тем более связь между колониями и их метрополией должна быть федеральной связью, а не отношением простого подчинения.

Победители 1918 года решили установить определенный международный порядок. С этой целью они попытались добиться признания определенных запретов и определенных обязательств, общих для всех стран; а на некоторые из стран пожелали возложить особые обязательства, такие как разоружение для Германии и обязательства по отношению к национальным меньшинствам для ряда стран Центральной Европы. Из-за особенно сильного противодействия была оставлена в неприкосновенности догма о национальном суверенитете, и власть каждого государства над своими подданными осталась неизменной. Такая попытка не только не могла увенчаться успехом, но и не заложила даже первоначальных условий для успеха. Власть, на пути которой нет никакой законно установленной границы, неизбежно стремится к расширению как внутри, так и вовне; любое централизованное и суверенное государство является потенциально агрессивным и диктаторским и становится таковым на деле в той мере, в какой считает себя обладающим силой для этого.

В текущей войне можно представить себе несколько возможных исходов, если допустить, что Германия потерпит в ней более или менее крупное поражение. <1> Европу можно вернуть в положение, мало отличающееся от того, в котором она находилась, например, в 1930 году. Тогда народы получат передышку, но, возможно, не очень долгую. <2> Европа от истощения может впасть в широко распространившийся кровавый беспорядок, которым воспользуется Россия; последствия этого будут непредсказуемы. <3> Соотношение сил может измениться таким образом, что могущество Германии будет на весьма долгое время подавлено мощью победивших наций; такое развитие событий, может быть, и не выглядит слишком вероятным, но его следует предполагать, поскольку многие люди прямо сейчас с большим шумом заявляют об условиях