Через Тюманыль-Кельское ущелье Звиад скорым маршем вывел своих людей к подножию хребта Хутияр. Не поднимаясь на него, Папашвили по совету своего проводника повел боевиков по снежникам, к скалам Хакела. Тайком от остальных боевиков, сверившись с картой и убедившись, что так дорога к скалам Рыжего Седла действительно короче, хотя и обозначена как непроходимая, он объявил короткий привал. Измотанные скорым переходом боевики расположились прямо на снегу, не удосужившись что-нибудь подстелить. Звиад сидел особняком и продолжал изучать карту.

По его расчетам, к Рыжему Седлу они должны были выйти не раньше, чем через три часа. Небритый тощий боевик по имени Мурад, вызвавшийся провести отряд Папашвили короткой дорогой, осторожно подошел к склонившемуся над картой Звиаду.

– Послушай, ата, – на мусульманский манер обратился он к Папашвили. – Не надо так мучить людей. Зачем заставил всех бежать? Горы не любят торопливых…

Удивленный Звиад поднял голову. Мурад смотрел на командира с усталой тоской в глазах. Такое выражение Папашвили часто встречал у коренных жителей северной части Большого Кавказского хребта. Впрочем, у крестьян, которые жили по другую его сторону, тоже нередко встречался такой взгляд. Казалось, что эти люди, выросшие в горах, знают что-то такое, чего не знают и не могут знать жители долин.

– Я, кажется, уже говорил, – стараясь быть спокойным, ответил Папашвили, – что мы ловим русских диверсантов. Времени у нас для этого слишком мало, поэтому надо спешить.

Мурад покивал, словно соглашаясь, но тут же возразил:

– Впереди тяжелый подъем на Клухор. Зачем заранее изматывать людей. Они этим недовольны.

Звиад почувствовал неприятную пустоту в желудке. Так с ним бывало, когда он чувствовал опасность или начинал злиться.

– Меня просили передать тебе, – продолжал Мурад все тем же бесцветным голосом, – что если ты собираешься и дальше так бежать, то они за тобой не пойдут. Ты не наш командир, мы тебя не знаем. А вдруг ты приведешь нас к русским?

Папашвили почувствовал, как у него запылало лицо, наливаясь кровью. Впервые за все это время ему в глаза высказали то, о чем шептались за его спиной. Выходило, что люди действительно не доверяли ему, а возможно, и ненавидели, считая, что он в отряде Гудериани «засланный казачок».

– Если бы я хотел это сделать, – стараясь сохранять спокойствие, проговорил Звиад, – то первым делом я бы отвел к русским батоно Зураба. Потому, что он главный пастух, а вы без него, как стадо овец! Хотите уйти? Хорошо! Уходите. Я никого не стану держать и уговаривать! – Звиад не замечал, что его голос почти сорвался на крик. – Но только помните, что когда батоно Зураб покончит с русскими диверсантами, он примется за вас и ваши семьи! Вы все у него на крючке! Все до единого! И если вы задумали предать то великое дело, которое он задумал, то ни один из вас не уйдет от наказания!

Боевики с удивлением смотрели на Папашвили, который в этот момент был похож на оратора времен Февральской революции.

– Зачем кричишь, уважаемый? – растерянно спросил кто-то из них. – Мы не хотим предавать. Просто бежать по горам тяжело…

– Замолчи! – резко оборвал говорившего Папашвили. Он хотел сказать еще что-то, но зуммер спутникового передатчика в нагрудном кармане отвлек его.

– На связи! – резким тоном проговорил Звиад, еще не остывший от злобы на «свою» команду.

– Батоно Звиад, – услышал он голос Нико, – наши планы меняются. Русские не хотят играть по нашим правилам, а придумывают свои. Где ты сейчас находишься?

– Возле Хутияра… – Услышав голос сородича и друга, Папашвили немного успокоился. – Как у вас дела?

– Я же тебе сказал, – с укоризной повторил Туруани, – русские не хотят играть по нашим правилам. Они пошли не в ту сторону, куда мои люди собирались их выгнать. К тому же эти собаки при отходе установили мины. Я потерял несколько человек… Они уходят к ущелью Чат-Ча. Скоро будут там.

– Как ты это узнал? – машинально спросил Папашвили, хотя прекрасно знал, что его вопрос глупый. Нико вряд ли захочет делиться своими информаторами.

– Твой Телефонист подсказал, – с коротким смешком отозвался Туруани. – А ты что думал, он только на тебя одного работает? Нет, дорогой, этот старик продажней, чем ты о нем думал. Я давно имею с ним дело…

Звиад скрипнул зубами. Ему стоило больших трудов завербовать этого человека и долго держать на «консервации». И вот теперь выясняется, что тот был «двойняшкой», а возможно, работал и еще на кого-нибудь…

– Никуда не уходите, – продолжал говорить Туруани, – я заберу вас на борт вертолета. Так будет быстрее…

– Что ты задумал? – сухо спросил Звиад. – Почему не хочешь попробовать загнать их на Рыжее Седло?

– Потому, что это бесполезно, – резко ответил Нико. – Не спорь со мной! Ты еще не знаешь, как эти скоты воюют. Жди, до вашего снежника осталось всего три минуты полета. Все! Конец связи!

Звиад, убрав передатчик, нервно почесал под подбородком. Боевики вопросительно смотрели на него, видимо, ожидая, что им скажут.

– Чего уставились, олухи? – сердито прикрикнул он на боевиков. – Вам повезло, пешком ходить не придется. Сейчас вертолет за нами прилетит. – Опустился на выпиравший из-под снега кусок льда и полез в карман за сигаретами.

– Не надо ругаться, – проворил один из бандитов по-грузински. – Этого даже скотина не любит.

Папашвили искоса посмотрел на немолодого грузина и досадливо поморщился. Будь это его ровесник, он ответил бы резкостью, но соплеменнику, да к тому же старше его по возрасту, он нагрубить не осмелился. Грузины были основой в отрядах Гудериани, хотя, кроме них, было много и балкарцев, и черкесов, и кабардинцев. Были сбежавшие после крупных войсковых операций федералов чеченцы, ингуши, дагестанцы. Держались они, как правило, по национальной принадлежности. Понимая, что эти народы никогда не удастся примирить между собой, Гудериани и свои малые отряды формировал также по национальному признаку. Это создавало хоть какую-то видимость порядка. Во всяком случае, сам Зураб считал, что «межнациональной розни» у него быть не может.

Однако появление в горах неуловимых русских диверсантов спутало не только будущие планы, но и стройную «национальную политику» Зураба. А это грозило большими неприятностями. Папашвили ощутил это со всей остротой именно сейчас.

– Прости, уважаемый, – он виновато прижал руку к груди. – Нервы сдают, случайно вырвалось…

Мужчина покивал и отошел.

Вертолет вынырнул из-за горы совершенно бесшумно, как привидение. И только спустя несколько секунд послышался присвистывающий звук разрезаемого лопастями воздуха. Сделав круг над снежником, выбирая площадку для посадки, он начал снижаться. Мощные двигатели подняли снежные вихри вокруг боевой машины. Фюзеляж вертолета почти перестал быть виден за снежной пеленой. Боевики поднялись на ноги, прикрывая лица воротниками курток. Кое-кто из них благоразумно повернулся к снежной пыли спиной.