– Скажи мне, когда будешь уверен. Но не тяни слишком долго. Я устала ждать.

– Марлен… – (Я взглянула на Руди. В его глазах застыла мольба.) – Тебе обязательно мучить меня?

– Ты сам себя мучаешь. Женись, Руди. Тебе это явно нужно. А мне нет.

Не оглядываясь, я вошла в дом. В гостиной Труде играл граммофон, звучала какая-то крикливая музыка. Моя радость стремительно сходила на нет, по мере того как на меня наползала атмосфера старых ковров, пыли, плесени и застоялого запаха кошачьей мочи. Герда до сих пор так и не вернулась, а я оказалась там, с чего начала: снова инженю в академии, снова безвестная, как тысячи других девушек вокруг, вновь борьба и вновь поражение, хотя на этот раз меньшее, так как за съемки все-таки заплатили. Мне нужна была новая работа. Не могла же я питаться одной надеждой. Я совсем раскисла, пока еще не осознавая, что мое уныние вызвано неизбежным падением с высот фантазии и является первым приступом боли, связанным с отрывом от наркотика кинокамеры.

Запирая дверь в комнату, я вспомнила, что мне нечем кормить кошек, и не заметила, что нахожусь здесь не одна. Вдруг зажглась лампа, и Герда сказала:

– Где ты была?

Я стояла в замешательстве, наполовину спустив пальто с плеч, и с трудом повторила за ней:

– Была?

Последствия злоупотребления выпивкой стеной обрушились на меня. Я почувствовала тошноту.

– Да. Я спросила: где ты была?

Она воткнула сигарету в переполненную пепельницу. Воздух пропах дымом, вонь стояла нестерпимая. Я хотела попросить Герду открыть окно, но почувствовала, как рвота подступает к горлу, и вынужденно сглотнула:

– Я… я была на работе.

– Угу, я так и поняла. Труде говорит, ты получила роль в фильме Джо Мэя, – ровным голосом сказала Герда. – Мои поздравления. Я также поняла, что ты встретила нового друга. – (Я моргнула, пальто сползло с моих плеч и распласталось у ног.) – Это был он? На улице, в этом чудесном автомобиле? Он подвез тебя домой после работы? – Герда встала и сделала шаг ко мне. – Не удивляйся. Труде сказала мне, что милый джентльмен каждый вечер забирает тебя и привозит домой. Она говорит, он очень красив, просто очарователен.

– Да, он красив, – парировала я, ощущая, что злость пересилила опьянение. – Но что бы ты там себе ни думала, Труде его ни разу не видела. Он не переступал порог этого дома.

– О, в этом я сомневаюсь.

– Сомневайся в чем хочешь.

Я перешагнула через пальто и двинулась в кухню. Во рту пересохло, хотелось пить.

Напившись вволю, я подавила тошноту. А когда обернулась, снова увидела посреди комнаты Герду и за ее спиной нашу спальню. На кровати лежал раскрытый чемодан, вокруг кучами была свалена одежда. С выдвинутых ящиков комода свисали мои чулки и нижнее белье. Очевидно, в вещах рылись.

Это вызвало у меня усмешку.

– Ты искала пару оставленных им носков?

– Не смей надо мной глумиться, – ответила Герда.

Моя улыбка угасла.

– Не над тобой, а над твоей нелепой ревностью.

– Ты не спала с ним? Он каждый день сопровождал тебя на студию и привозил обратно каждый вечер и при этом пальцем к тебе не прикоснулся?

– Пока нет. – Я посмотрела ей в глаза. – Но не из-за того, что не получал приглашений.

Я намеревалась обезоружить ее, может быть, даже немного обидеть, не будучи готовой к такому повороту событий, ведь я не ожидала обнаружить ее здесь. Она не предупреждала меня о приезде, а сама я, загруженная занятиями, репетициями и съемками, ни о чем не спрашивала. Или, скорее, даже избегала этого вопроса, когда она звонила. Избегала, потому что мне меньше всего хотелось разбираться с этим.

Краска сошла с ее лица.

– Ты в него влюблена?

Я молчала.

Герда погрузилась в свои мысли и произнесла:

– Я так и думала. Достаточно, чтобы быть честными друг с другом.

Она пошла в спальню, к своему чемодану.

Качнувшись вперед, я торопливо объяснила:

– Я не знала, что сказать. Ничего пока не случилось…

– Ты обещала сказать мне правду, помнишь? Говорила, что если заинтересуешься кем-нибудь, то дашь мне знать.

В ее тоне не было осуждения, но слова кололи меня упреками. Герда свернула одну из своих юбок и положила в дорожную сумку. Наверное, моя подруга была дома уже несколько часов и занималась разбором одежды.

– Вот как ты это сделала, – заключила она.

– Да нет же, все не так, – прошептала я, почувствовав себя ужасно.

Я знала, что нужно ей сказать, но хотела сделать это по-своему, после того как она вернется и мы немного побудем вместе.

Герда посмотрела на меня:

– А как? Ты не любишь его, что ли? А он тебя любит?

– Он… он говорит, что да…

На самом деле он этого не говорил, но создавалось такое впечатление. Это было единственное объяснение, которое я могла найти для его сдержанности.

– …но он помолвлен, – призналась я.

– Естественно! – возликовала Герда. – Ничего другого и ожидать нельзя от симпатичного, просто очаровательного джентльмена. – Она помолчала. – Но ты так и не ответила на мой вопрос.

Не выдержав ее пристального взгляда, я отвернулась.

– Думаю… да, наверное, люблю, – наконец произнесла я, ведь она хотела услышать правду, а это было единственное объяснение моей собственной настойчивости.

– Поздравляю.

Герда снова начала методично складывать вещи, хотя никогда не отличалась особой аккуратностью и зачастую отправлялась в поездки с оторванным подолом или торчащим из чемодана рукавом блузки.

– Неудивительно, – фыркнула она.

– Но, Герда, – двинулась я к ней, протягивая руки, – ничто еще не решено. Мы ничего не сделали. Не сердись. Я не хотела, чтобы так получилось, но так вышло, и все.

Она съежилась.

– Не надо. – Голос ее дрожал. – Не делай все еще хуже, чем оно есть. Я вернулась, чтобы сказать: мне предложили постоянную работу в Мюнхене и я согласилась. Редактору нравятся мои статьи, он считает, что там я могу сделать писательскую карьеру. Я уезжаю из Берлина.

– Уезжаешь? – ошарашенно спросила я. – Так просто? А если бы я сегодня не пришла домой?

– Я бы оставила тебе записку и попросила приехать ко мне, когда закончатся съемки фильма. Но этого никогда не произойдет. Ты не можешь. Ты думаешь, что влюблена.

От ее слов у меня внутри будто развязался какой-то узел, и это принесло облегчение.

– Проблема не в нем, – тихо сказала я. – А в нас. Ты и я… Мы хотим разных вещей.

– Возможно.