с тележками, перетекал через железнодорожный мост. Я сначала просто смотрел на тот, как назвала Петровна, кишатник, который был вокруг. Постоял, покурил, на привокзальной площади была масса всего интересного, магазин электроники аж в два этажа, гастроном, просто небольшой толчок с цветами, опять же семечками и лотки с пироженными. Вчера Тамара мне нахваливала местные эклеры, и я решил, что не уеду, пока не попробую нахваленные сладости, хотелось сладостей.

— Раз едешь, — говорит, — купи, не пожалеешь. Аффигенные просто эклеры. С такой начинкой — закачаешься.

Вон они, пирожные, пойду, закачаюсь. И пошел. И закачался. Эклеры были невероятные, неописуемо невероятные. Сначала я купил один, и подумал, что обманула меня Томка, больно легкий был эклер, ну ничего не весил. Но только я его надкусил, мир остановился. Тончайшее тесто похрустывало зажаристой корочкой, а начинка и правда была воздушной, мягкий, просто пушистый крем из яичных белков втекал в рот и отключал все рефлексы, кроме жевательного. Тут же, облизывая пальцы, я купил еще три и сожрал, не отходя от лотка. Вот такие моменты запоминаются на всю жизнь. Наверное, со временем я забуду многие вещи, многих людей, сгладятся шрамы на руках, вытрется из памяти боль, обиды станут смешными, а вот этот момент, вкус эклеров на привокзальной площади, останется навсегда.

— Простите, а вы до которого часа будете торговать?

— Да часов до семи, ща поздно темнеет. А че?

— Да вот думаю, сейчас купить домой, или на обратном пути.

— А на обратный путь, когда собересся?

— Да часа через два. Мне в Горгаз да обратно.

— Тогда на обратном, часа через два свежие принесут.

— А это какие? Если эти не свежие, то свежие есть опасность с пальцами сожрать.

— Это с ночи, а ща свежих наделают, да ты не боись, у нас эклеры всегда есть, вишь на вокзале в подвал дверь, там своя пекарня, у нас круглые сутки все свежее.

— Все, мать, не боюсь, мне штук сорок оставь, точно вернусь. Точно заберу.

— А не заберешь, у меня их с вечерней электрички сметут.

— Спасибо, а не подскажешь, мне до Горгаза сказали на 31, 41 и 126 можно доехать, где остановка?

— Это Васильевском шоссе, это вон вишь магазин серый новый, — показала она в никуда, — ну вон же, телевизоры где продают?

— Ага.

— Ну вон на углу там посадка, 126 чаще ходит, 31 тока ушел, а 41 минут через десять будет.

— А билет в кассе или в автобусе?

— А это как хошь, хошь в кассе, а хошь в автобусе.

Улыбчивая какая дама оказалась. Эх, я бы на пирожных тоже улыбался так, вот во все тридцать два золотых зуба.

— Как у вас тут все удобно. Все, мать, эклеры мои никому не отдавай.

На 41 я успел купил билет по городу и благополучно вышел минут через 15 под громогласное:

— Горгаз хто спрашивал, выходи.

И я вышел.

Ну Горгаз как Горгаз, вот так я себе горгазы и представлял. Тетки быстренько меня взяли в оборот.

— Туда, сюда…

— Там ксерокс…

— Тут заверят.

— Там заявление напиши…

— Там распишись…

— Ка-ак фотографий нет, быстренько на 126 две остановки…

— Ты что, Ленка, какие две остановки, да он пешком за пятнадцать минут туда-сюда сбегает, а автобус полчаса ждать будет. Человек же тебе сказал — не местный, чего ты морочишь. Тут весь город за полчаса пешком…

Короче, три часа как волчок я бегал поэтому Горгазу, комнатки маленькие, все сбивал со столов, папки-скрепки. На стулья с моим ростом страшно садиться, коленки на ушах, руки деть некуда. Но через три часа кружения вокруг Горгаза, я вышел на улицу их сотрудником, целым И.О. руководителя участка. Не просто там наладчиком, а прям начальником целым. Правда, при всей звучности, это означало, что котлы по домам я буду бегать подкручивать не по согласию, а по принуждению, так как теперь вся деревня на моей совести. Ох, как мне было тошнотворно хорошо. Тошнило от духоты и тесноты Горгаза, а хорошо было вообще, вот просто так. Вокруг грязища, облупленные фасады домов, маленьких двухэтажных, построенных еще до революции, заросших сиренью, голыми ветлами. Улочки были такие маленькие, игрушечные. Вообще, город казался нарисованным, что ли. Так он был отличен от Москвы с ее многокилометровыми проспектами, многотысячными толпами, километрами пробок, и децибелами шума. Н это уже была не моя деревня в семь домов на взгорке над рекой. Простора тут уже не было, не тянуло за горизонт, потому что на горизонте виднелись дома, деревья, купола.

— Простите пожалуйста, а там что за церковь видна? — обратился я к стоявшему тут же на остановке пузану.

— Тама? Тама монастырь Высоцкий.

— Да ну, ничего себе, и что, действующий?

— А чего ему не действовать, действующий.

— Слушай, мужик, и чего, прям службы идут?

— Ну ты даешь, а чего тада еще в действующем монастыре делать, если службы не идут? — он глянул на меня, как на какого-то дурачка.

— Ну да, ну да, слышь, а тут вроде недалеко, да?

— Да тут все вроде не далеко.

— А сколько идти то туда?

— А че идти-то, вон пройди две остановки до рынка, а там на 8 автобус сядешь, до "Прогонной" и все, а идти замаешься, это на глаз близко, а так вверх-вниз, вверх-вниз, глазюки повылазят.

— Да ну, у вас автобусы говорят редко ходят.

— Э, это пригородные, вот 31 или 126, а восьмерка городской, ну десять минут максимум.

— Точно?

— Да точно, иди, иди, не боись.

В монастырь я сегодня уже не поеду, конечно, потому что времени много, Петровна там изведется, с утра сама пришла, только вот карманы мне не вывернула, и джинсы ей не те, и надо было костюм. А где я ей костюм возьму, у меня тут как раз костюмов с собой мешок. Даже платочек носовой чистенький всучила. Поеду, расскажу, как я тут обернулся утицей. А вот до восьмого автобуса я, пожалуй, дойду пешком, потому