ритуальный “Адонис” погребался в пещере – так завершалась финикийская “Страстная неделя”».

Река в Ливане, когда-то называвшаяся Адонис

На следующий день женщины Библа вылавливали из моря некую таинственную голову (о ней также упоминает Лукиан в другом месте цитированного ранее произведения), приплывавшую «из Египта» и, по-видимому, изготовленную из папируса, раздавались крики: «Мы обрели его, мы радуемся!» «Тело» выносилось из пещеры, в храмах совершались торжественные богослужения, все переодевались в яркие одежды, радовались и говорили: «Адонис воскрес!» Св. Иероним Стридонский (345–420 гг. н. э.) кратко зафиксировал это: «Каждый год они (жители Библа. – Е.С.) справляют праздник в честь него (Адониса), в течение которого женщины сначала оплакивают его, как умершего, а затем воспевают, как воскресшего».

Потом, как видим, культ переносится на Кипр, подтверждением чему как минимум два храма Адониса, в Идалионе и Амафунте (см. у Павсания: «Есть на Кипре город Амафус, а в нем есть древний храм Адониса и Афродиты. Говорят, что в этом храме хранится ожерелье, некогда данное Гармонии» («Описание Эллады», IX, 41), функционировавшие в 900–500 гг. до н. э. Далее с Кипра пошло уже повсеместное для греческого мира распространение Адоний – причем не исключено, что сначала эту роль взяли на себя финикийцы, упорно продолжавшие освоение Средиземноморья, ведь Кипр был, фигурально выражаясь, лишь первой их станцией, следующей был Родос (где живо образовалось женское общество «адонисток»), потом Мальта, Северная Африка, Испания… Однако мы ясно видим, что после Родоса география распространения культа Адониса смещается от финикийских путей-дорог, идя по островам (Лесбос, Кифера) до Балканской Греции (Пелопоннеса, Аргоса, Афин), малоазийского побережья и Причерноморья, а другим путем – в Италию. Греческий обычай Адоний не слишком отличается от финикийского: те же истеричные женщины топлес, измазанные благовонными маслами, утопающие в цветах «плащаницы» и т. п. Те же 8 дней празднования, разве что перенесенные с конца марта на лето. Новшеством здесь являются так называемые садики Адониса – глиняные горшочки или серебряные корзиночки с увлажненной землей, в которые в начале празднеств засевали семена быстро всходящих растений – упомянутого Афинеем латука, укропа, ячменя, пшеницы и т. д.; за неделю появлялись всходы, а к ее исходу увядали, символизируя смерть Адониса, по поводу чего у греков даже сложилась поговорка: «Скоропреходяще, как садик Адониса» (Ф.Ф. Зелинский полагает, что их нарочно поливали вином, чтоб они быстрее взошли и не менее быстрее завяли). Сократ отмечает у Платона: «Вот что скажи мне, благоразумный земледелец: те семена, о которых он заботится и желает получить от них плод, стал ли бы он сеять старательно летом в “садах Адониса” и радоваться их хорошему всходу в течение восьми дней, или же он стал бы делать это ради забавы и праздника, – когда он это и делает?»

Интересно, что данная традиция весьма напоминает описанного в 1-й главе ритуального Осириса из земли и глины, в котором прорастали семена. Известнейший исследователь мифов Фрезер справедливо указывает, что эти «садики» оттеняли роль Адониса как божества растительности в целом и хлеба в частности, что опять же сближает его с Осирисом. В этом смысле интересен один из орфических гимнов:

Демон прекрасный, почтенный, услышь, как тебя призываю!

В возрасте самом желанном, ты любишь бродить одиноко,

В нежных прекрасных кудрях, о ты, Евбулей многовидный,

Всезнаменитый питатель всего, и отрок и дева,

Вечно цветущий Адонис – в году, затухая, сияешь,

Рост посылаешь всему, двурогий, оплаканный, милый,

Блещущий дивной красой, длиннокудрый любитель охоты,

Сладкая ветка Киприды, прельстительный отпрыск Эрота!

О, порожденный от ложа прекрасной собой Персефоны!

В Тартаре мрачном обитель имел ты когда-то, но после

Вновь на высоты Олимпа вознес плодоносное тело.

Ныне же к мистам гряди, плодами земли награждая!

(LVI. «Адонису (фимиам, ароматы)»)

О том же свидетельствуют философ Порфирий (234–304 гг. н. э.): «Адонис является символом срезаемых зрелых плодов». Историк Аммиан Марцеллин (330–400 гг. н. э.) добавляет: «А женщины скорбными стенаниями по своему обычаю оплакивали надежду народа, погибшую во цвете юности, подобно тому как можно видеть проливающими слезы жриц Венеры на празднике Адониса – по мистическим толкованиям, этот праздник является символом созревания хлебов» («Римская история», XIX, 1, 11). «Как раз в эти дни совершался ежегодный, издревле установленный праздник, называвшийся Адонии, в честь любимца Венеры (Адониса), который, как гласит сказание, погиб от клыков кабана, – это символ жатвы дозревших злаков» («Римская история», XXII, 9, 15). Ориген (185–254 гг. н. э.) писал: «Говорят, что Адонис – символ плодов земли, оплакиваемых, когда они (т. е. зерна) сеются в землю, воскресающих и тем приносящих радость земледельцам, когда они (зерна) прорастают и превращаются в зелень». Св. Иероним пояснял: «Язычники, сопровождая скорбными ударами и радостью, тонко истолковывают умерщвление – смерть и воскресение Адониса: первое, по их мнению, проявляется, выявляется в умирающих в земле семенах-зернах, второе – в колосьях, в каковых возрождаются умершие зерна».

«Садики Адониса» ставили на крышах и у домов, носили на праздничных процессиях, а потом топили вместе с «Адонисом» («водное погребение» в море, реке или любом водном источнике сменило пещерное).

Этот восточный оргиастический культ не всем в Элладе пришелся по нраву. И если лесбосская поэтесса Сапфо (630–570 гг. до н. э.) восторженно писала:

Что, Киприда, творить нам повелишь?

Никнет Адонис!

Бейте в перси, взрыдав, девы, по нем,

Рвите хитоны!

то в целом, как отмечает Ф.Ф. Зелинский, «в V веке мы встречаем “Адонии” уже в Афинах; справляют их там плачем и жалобами суеверные женщины к великому неудовольствию властей – пришлый характер праздника живо чувствуется в этом к нему отношении представителей государства. Вообще нигде в Греции до падения ее самостоятельности Адонии не получают официального характера: справляют их частные кружки вроде того, для которого Сафо писала свои богослужебные песни. И притом, преимущественно, если не исключительно, кружки женщин: вторая после Сафо даровитая стихотворица греков, Праксилла, тоже писала адонические песни, и нам из них тоже сохранен отрывок – наивный плач умирающего Адониса:

Бросить я должен красу над красами, лучистое солнце,

Бросить алмазные звезды и лик благодатный Селены,

Сочные бросить арбузы, и яблоки бросить, и груши…»

«Адонии» припечатал своим ядовитым острословием и знаменитейший Аристофан (448–386 гг. до н. э.) в «Лисистрате»:

«Когда ж конец придет распутству женскому,

Тимпанам женским, праздникам Сабасия

И оргиям на крыше в честь Адониса?

Ведь сам я был свидетелем в собрании: