Руки ломая, она застонала: «Побудь здесь, Адонис,

Не уходи же, Адонис, тебя чтоб могла удержать я,

Чтобы тебя обняла я, устами к устам приникая!

О, пробудись лишь на миг, поцелуй подари мне последний!

Длится пускай поцелуй, сколько может продлиться лобзанье,

Так чтоб дыханье твое и в уста мне и в душу проникло,

В самую печень; хотела б я высосать сладкие чары,

Выпить любовь твою всю. Я хранить это буду лобзанье,

Словно тебя самого, раз меня покидаешь, злосчастный.

Ах, покидаешь, Адонис, идешь ты на брег Ахеронта,

К мрачному злому владыке, а я, злополучная, ныне

Жить остаюсь: я богиня, идти за тобой не могу я.

Мужа бери моего, Персефона! Ведь ты обладаешь

Силою большей, чем я, все уходит к тебе, что прекрасно.

Я ж бесконечно несчастна, несу ненасытное горе.

Я об Адонисе плачу о мертвом, повергнута в ужас.

Умер ты, трижды желанный, и страсть улетела, как греза;

Сохнет одна Киферея, в дому ее чахнут эроты.

Пояс красы мой погиб. Зачем ты охотился, дерзкий?

Мальчик прекрасный, зачем ты со зверем жаждал сразиться?»

Так восклицала Киприда, рыдая, и с нею эроты:

«Горе тебе, Киферея! Скончался прекрасный Адонис!»

Столько же слез проливает она, сколько крови Адонис,

Но, достигая земли, расцветает и то и другое:

Розы родятся из крови, из слез анемон вырастает.

Ах, об Адонисе плачьте! Скончался прекрасный Адонис!

Но не оплакивай больше ты в дебрях супруга, Киприда!

В диких трущобах, на листьях Адонису ложе плохое;

Ляжет на ложе твоем, Киферея, и мертвый Адонис.

Мертвый, он все же прекрасен, прекрасен, как будто бы спящий.

Мягким его покрывалом покрой, под которым с тобою

Ночи священные раньше на ложе златом проводил он.

Дремлется сладко под ним. Пусть и мертвый он будет желанным

Множество брось на него ты венков и цветов: пусть увянут.

Если он умер, то пусть и цветы эти с ним умирают.

Мажь его мазью сирийской и лей драгоценное миро —

Гибнет пусть ценное миро, погиб драгоценный Адонис.

«Ах, об Адонисе плачьте!» – в слезах восклицают эроты.

Вот уже нежный Адонис положен на тканях пурпурных.

Возле него, заливаясь слезами, стенают эроты,

Срезавши кудри свои; вот один наступает на стрелы,

Этот на лук наступил, у другого – колчан под ногою…

Тот распускает ремни у сандалий Адониса; эти

Воду в кувшинах несут, а вот этот бедро омывает.

«Горе тебе, Киферея!» – в слезах восклицают эроты.

Здесь, возле самых дверей, угасил Гименей свой светильник,

Брачный венок растерзал, и «Гимен, Гименей» не поется

Песня его; нет, он сам запевает уныло: «О, горе!»

«Ах, об Адонисе плачьте!» – все громче ему отвечают

Воплем Хариты, тоскуя о мертвом Кинировом сыне;

Молвят друг другу они: «Ах, умер прекрасный Адонис!»

Плачет Диона, но громче пронзительным криком взывают

Мойры; его возвратить хотели б они из Аида,

Шлют ему вслед заклинанья. Но их не услышит умерший;

Он и хотел бы внимать им, но Кора его не отпустит.

Нынче окончи свой плач, Киферея, смири свое горе!

Вновь через год тебе плакать и вновь разливаться в рыданьях.

Вообще оптимизм греков потрясает. Перемена религии на Кипре привела к интереснейшим причудливым формам, в которых под личиной иудео-христианских персонажей неумолимо выпирают все те же Афродита и Адонис. Если Афродита «переварила» Астарту, чем Богородица хуже? И вот уже на высокой горной вершине Троодос киприоты устраивают Престол Богоматери, считая, что она посетила остров в I веке н. э., и по всему Кипру возводятся многочисленные богородичные храмы и монастыри. Но было ли знаком полной победы Девы Марии над языческой – хотя и похотливой, но в целом добродушной – Афродитой возведение на месте святилища последней в Куклии храма Богородицы Панагии… Афродитиссы??? Ряд исследователей видит – и, надо полагать, справедливо – преломление культа Афродиты и ее возлюбленного Адониса, убитого кабаном, оплаканного богиней и затем воскресшего, в кипрских народных традициях, связанных с приуготовлением и благоукрашением кипрскими женщинами плащаницы Иисуса Христа на Страстной седмице. Прихожанки-гречанки в среднем довольно молоды, поэтому, вспомни они о традициях своих античных прапрапра…бабок, их предпасхальное зрелище топлес доставило бы большое эстетическое удовольствие, не то, что если б наши бабки стали так шнырять по храмам. Где ты, блаженное время миноек?..

Персефона, Цербер, Аид. Музей Ираклиона. Крит

Глава 4

Фригийско-лидийский Аттис

Изучение мифов о малоазийском Аттисе сталкивается с той же проблемой, что и изучение мифов об Осирисе. Главное свидетельство – вновь куда более позднего времени, и опять же принадлежит иностранцу-греку. На этот раз – Павсанию. «В Диме есть храм Афины и очень древняя ее статуя, есть у них и другое святилище, воздвигнутое в честь Диндименской Матери (богов) и Аттиса. Кто такой был Аттис, я ничего не мог узнать, так как это считается божественной тайной. У поэта Гермесианакта, писавшего элегии, сказано, что он был сыном фригийца Калая и что с момента рождения он был неспособен к деторождению. Когда он вырос, то, по словам Гермесианакта, он переселился в Лидию и учредил у лидийцев оргии (священные празднества) в честь Матери (богов) и достиг у них такого почета, что Зевс, разгневанный на Аттиса, наслал на поля лидийцев кабана. Этот кабан умертвил многих лидийцев, в том числе и Аттиса. Вследствие этого, вероятно, галаты, живущие в Пессинунте, соблюдают обычай не употреблять в пищу свинины. Однако в народе совсем не так рассказывают об Аттисе, но у них есть другое, местное предание. Они говорят, что Зевс, заснув, уронил семя на землю и что с течением времени от этого родилось божество, имеющее половые органы, мужские и женские. Имя этому божеству дали Агдистис. Испугавшись этой Агдистис, боги отрезали у нее мужские половые органы; из них выросло миндальное дерево, и когда на нем созрели плоды, то, говорят, дочь реки Сангария сорвала этот плод и положила себе в платье на грудь, плод этот тотчас же исчез, а девушка стала беременной. Когда она родила и родившийся мальчик был выкинут, то коза стала о нем