им Персефона, о чем мы узнаем из стихотворения Авсония (310–395 гг. н. э.) «Распятый Купидон»:

В скорбном лесу они выбирают мирт знаменитый,

Ненавистный за мщенье богов (здесь когда-то Адонис,

Верный Венере, был распят отвергнутой им Прозерпиной)…

Обратим внимание на способ умерщвления – такому ведь подвергали вавилонского «шутовского царя», символизировавшего Мардука. Повод был, ведь Афродите в итоге досталось две трети года с Адонисом, в то время как Персефоне – лишь треть. А так представлялся заманчивый случай овладеть им целиком. Еще интересный момент, вновь напоминающий нам о ближневосточном инцесте, – только там Иштар спала с собственным сыном Таммузом, а древнегреческий орфический гимн (ок. VI в. до н. э.), однако, делает Адониса сыном Персефоны!

О, порожденный от ложа прекрасной собой Персефоны!

(LVI. «Адонису (фимиам, ароматы)»)

Впрочем, до разрешения всех загадок еще очень далеко, ибо в причудливом сознании греков Афродита и Персефона могли не просто быть тесно взаимосвязаны (как любовь и смерть, об этом мы уже упоминали), но и вообще быть одним и тем же божеством! Хаджикириакос по крайней мере утверждает, что Нонн Панополитанский (V в. н. э.) в «Деяниях Диониса» (см. песни V–VI) «…ссылается на Афродиту в образе “Персефонеи”, когда Зевс пытается овладеть ею на Кипре. По некоторым данным он был отцом обеих богинь и пытался овладеть обеими, но это удалось только с Персефоной, которая родила Загрея (бога орфических мистерий, который отождествляется с Дионисом). Поэтому можно считать, что в отдельных случаях эти две богини определялись в культовых мистериях как аналогичные, но с противоположными признаками».

И нагое

В волнах зыбучих узрел он тело Персефонейи…

Не был охвачен он страстью такою и к Кипрогенейе —

А ведь тогда, желаньем томимый, семя на землю

Извергал он невольно, горячую пену эротов,

Древле от коей на Кипре, обильном стадами и плодном,

Двуприродное племя кентавров рогатых явилось…

Юная Персефонейя! Нет от страсти спасенья!

Ибо девичество будет отъято в змеином объятье.

Зевс, волнуясь змеиным телом, в облике гада,

Страстной любовью пылая, кольцом извиваясь в желанье,

Доберется до самых темных покоев девичьих,

Помавая брадатой пастью драконам у входа.

Обликом схож со змеем, сомкнет им дремотою очи,

Полный томленьем страстным, лижет он нежное тело

Девы, от жарких змеиных объятий небесного змея

Плодное семя раздуло чрево Персефонейи:

Так Загрей и родился, отпрыск рогатый.

(«Деяния Диониса», V, 609–615; VI, 155–165)

«Версия с кабаном» расширяет круг подозреваемых богинь, включая в него девственную охотницу Артемиду: согласно Аполлодору, так она отомстила Афродите за смерть Ипполита – сына Тесея, известного своей любовью к охоте и отвергавшего женские ласки; Афродита заставила его мачеху, Федру, влюбиться в него, отчего в итоге погибли оба. Следующий подозреваемый – Аполлон, так отомстивший за ослепление Афродитой своего сына Эриманфа, подглядевшего ее с Адонисом коитус (об этом было упомянуто ранее). Иногда пишут, что так Аполлон отомстил Адонису за отказ уступить его постыдной страсти, и в качестве доказательства приводят пророчество Киниру, сохраненное Афинеем, хотя сам древний автор считает, что речь там идет о Дионисе:

«Платон пишет в “Адонисе”, что Киниру было дано пророчество о его сыне Адонисе, гласившее:

Царь киприотов, мужей задами косматых, Кинира!

Всех красивее и всех замечательней сын твой на свете,

Два божества твоего ребенка, однако, погубят;

Первую весла влекут потайные, второй – ими правит.

Он подразумевает Афродиту и Диониса, которые оба были влюблены в Адониса» («Пир мудрецов», Х, 83).

А может, вовсе и не отказывал он Аполлону, если вспомнить орфический гимн, где об Адонисе говорится, что он «и отрок и дева», и слова Птолемея Гефестиона о том, что он был мужчиной для Афродиты, но женщиной для Аполлона. Мифы вообще подчеркивают гиперсекуальность солнечного бога, и этому есть свое объяснение. Аполлон активно живет и с предводительствуемыми им богинями-музами (недаром он – покровитель искусств, Мусагет – это и означает дословно «предводитель муз»), и с прочими богинями и нимфами, рожающими ему многочисленное потомство; женский пол, однако, не полностью удовлетворяет его темперамент, чему свидетельством – грязные истории о юных Гиацинте (кстати, есть глухое упоминание и о его трехдневных мистериях с воскресением, где-то на рубеже весны и лета, но вряд ли там было что-то новое по сравнению с Адонисом и Аттисом), Кипарисе и в том числе Адонисе. В последних, как ни парадоксально, – особый смысл: гомосексуальное пристрастие Аполлона губит их, да и пристрастие Аполлона к молодому царю Адмету тоже не проходит для того бесследно, приводя к знаменитой схватке Геракла с богом смерти Танатосом, прилетевшим взять взамен Адмета его супругу Алкесту. И здесь как раз очевидна негативная ипостась солнечного бога: подобно тому как оно дарует жизнь, оно столь же легко приносит и смерть. А последней – не до различия полов. Но довольно о гнусном.

Н. Румянцев вообще полагет, что изначально Адонис сам был кабаном, тотемным зверем финикийцев, ссылаясь при этом на слова Лукиана о том, что в сиро-финикийском Гелиополе «в жертву приносятся быки, коровы, козы и овцы, только свиньи считаются нечистыми: их не приносят в жертву и не употребляют в пищу, но другие почитают их не только чистыми, но и священными» («О сирийской богине», 54). Интересно, не отсюда ль пророс ритуальный запрет на свинину у иудеев и, позднее, мусульман? Н. Румянцев именно так и думает: «Запрет касаться, убивать и есть былых тотемных животных часто остается, причем они или по-прежнему считаются табу, священными, запретными, или, – когда былой смысл этого табу забылся, стал непонятным, – рассматриваются как нечистые… Характерно, что запрет касаться и есть свиней существовал не только у финикиян, но и у сирийцев, ассиро-вавилонян, египтян; он же удержался до сих пор у евреев и арабов. Это обстоятельство показывает, что некогда кабан был тотемом, тотемным животным и божеством вообще всех семитов, притом, по-видимому, уже тогда, когда они еще не распались на отдельные народности и не расселились по разным странам. В Финикии этот тотем особенно понятен, если мы учтем первоначальное главное занятие жителей – охоту (примитивное, слабо развитое земледелие мы не считаем): вершины, склоны и ущелья ее гор были, а отчасти и теперь, покрыты вековыми, непроходимыми лесами и чащами, где во множестве водились и водятся кабаны, вепри, т. е. дикие свиньи». Но довольно об этом.