Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что сама, все сама.
Сызмлада так было. Подружки взахлеб мечтали о принцах на белых конях, а она как-то сразу знала — никаких таких принцев вовсе нету. То есть, может, где-то они и есть, но при чем тут девчонки из строительного ПТУ? Это нынче все колледжи да академии, а тогда просто было: троечник? какая тебе десятилетка? давай после восьмого в ПТУ. Она-то сама после еще и в техникуме отучилась, и гордилась этим ужасно. Знала, что институт не потянет и мечты всякие глупые не мечтала. Какие там принцы! Ну живут они где-то свою принцеву жизнь, а чтоб влюбиться и жениться, так у них там принцессы есть, чего еще искать? С какой такой стати? Про Золушку — это все, конечно, хорошо и распрекрасно, но это же сказка! Давайте еще про Конька-горбунка помечтаем, что ли? В одно ухо влезешь, из другого сказочным раскрасавцем явишься. Да еще коврик тебе под ноги, прямо до царского дворца. Не глупо ли? Но — мечтали. Мечтали так, что принцев где ни попадя высматривали. Тут еще фильм «Красотка» появился, и романтические девичьи мечты расцвели вовсе уж пышным цветом… Дуры, хоть бы в зеркало на себя посмотрели, чем представлять, как Ричард Гир с букетом в зубах лезет к ним по пожарной лестнице…
Сестрица Лика, хоть и не вовсе дура была, тоже мечтала. Сказки ей, видишь, все хотелось. Чтоб если уж не на белом коне суженый, то все-таки чтоб красиво было, чтоб дух захватывало! Пусть не сам Ричард Гир, но чтоб похоже было.
Пожарная лестница проходила метрах в трех от их с Ликой окна. И «принц», конечно, тоже нашелся. Красавец только что отслужил срочную — да не где-нибудь, в спецподразделении! — романтика! Насчет спецподразделения, может, и привирал, но армейские песни исполнял с берущим за душу надрывом, яростно терзая струны потрепанной гитары, на спор бил о бритую голову бутылки, а на любое слово поперек вскидывался бешеным быком. Хрупкую Лику называл «беби», ломал для нее в соседнем дворе сирень и однажды даже поднялся с букетом в зубах по той самой пожарной лестнице — красовался. Лика млела, конечно, — вот она какая, эдакого героя приручила! Приручила, как же!
Когда родилась Алиска, герой взъярился страшно: как так, почему не сын! Должен быть сын, или он не мужик, что ли? Огорчение свое лечил, разумеется, бутылкой и, приняв «сколько душа просит», начинал выпытывать у Лики, с кем она еще путалась. Потому что героевой голове — не то из-за контузии, не то так, дружки нашептали — накрепко засело, что у настоящего мужика непременно первым сын должен родиться. А он же настоящий мужик, в этом-то никаких сомнений быть не может. Значит, супруга дражайшая — вовсе не супруга, а не пойми что. Подхватив маленькую Алиску, Лика убегала к сестре. Плакала, жаловалась — за что мне такое! — даже головой о стенку, бывало, билась. Разводиться, однако, отказывалась — да ты что, как я одна с ребенком останусь!
А потом случилось страшное…
Свежеиспеченного вдовца даже не посадили. У милицейских экспертов как-то так получилось, что Лика вроде бы сама, поскользнувшись, виском об угол плиты ударилась. Может, и сама, конечно, да только не «поскользнувшись» — наверняка он же ее толкнул! Да что доказывать, сестру этим не оживишь. Так-то все и к лучшему обернулось. Герой куда-то свалил, нимало не интересуясь, что будет с дочерью. Зачем ему девчонка, ему сына надо! Подловив красавца за сборами, Анна ухитрилась подсунуть ему «отказную» бумагу. Юридической силы бумага, конечно, не имела. Но, когда Алиску затеяли направлять в детдом — вроде как временно, пока отец не отыщется, хотя все, конечно, понимали, что не отыщется он никогда. И расти бы Алиске в детдоме — но «бессильная» бумага помогла. Девочку оставили с теткой.
Не просто, ох, не просто было ее поднимать, но ведь вырастила — тоже все сама, ни у кого помощи не просила. Пособие, правда, платили — да какое там пособие, одни слезы. Ничего, справилась. И какую вырастила, грех жаловаться. Красавица на загляденье, умница каких поискать — на иняз сама поступила, без всяких… протекций. И не просто, а на бюджетный — денег, чтоб платить за институт, у них, конечно, и за десять лет не набралось бы. И на репетиторов не было, Алиска сама готовилась. И институт свой закончила, до красного диплома совсем чуть-чуть не хватило. Да что в нем, в дипломе, на работу хорошую и так пристроилась…
И мужа себе хорошего нашла. Не какого-нибудь вертопраха, у которого молоко на губах не обсохло, всей радости — глаза с поволокой да взгляд наглый, а все что может — это на родительской шее сидеть. Но и не так, как многие нынче замуж выходят: был бы с деньгами, а прочее неважно, пусть хоть старик шепелявый. Алиска своего Николая Семеновича действительно любила. Да и не старый он был вовсе — не двадцать лет, конечно, но ведь и не шестьдесят. Дочка его, правда, принцесса балованная, ну так Алиска же не за дочку замуж выходила. Сестра Николай Семеныча пыталась вроде воду мутить, но известно же, что ночная кукушка дневную завсегда перекукует…
Все хорошо складывалось, и вдруг — точно сглазил кто!
Нет, Анна Михайловна отродясь ни в приворот, ни в сглаз, ни в какие такие глупости не верила. Но ведь как не поверить, когда жизнь так поворачивается?
Ей ведь и в голову прийти не могло, и в страшном сне присниться, чтобы в убийстве обвинили — Алису!
Вот как это могло выйти?! Какой черт тут ворожил?
Ведь, считай, собственными руками свою девочку на зону отправила. Ничего не сделала, чтобы… чтобы — что? Это вам не кран в ванной самостоятельно поменять. Вот то-то же. Ничего она не могла сделать. Ничего. И адвокат — хороший, дорогой, а бился, сразу видно было, не за деньги, а действительно старался — ничего не смог.
И зачем только Алиска из спортзала своего так рано явилась? Было бы у нее, как это называется, железное алиби.
Анна Михайловна знала совершенно точно: Алиса не убивала своего мужа. Но как донести это до следователей? Она-то — знала. Но знание это было, увы, не того сорта, о котором можно рассказать. И не потому что ее никто не стал бы слушать. Просто есть вещи, о которых не расскажешь.
Пока шло следствие, она несколько раз почти всерьез обдумывала: не пойти ли к той высокомерной красотке, как ее, Эльвира Семеновна, кажется? Прийти и признаться: это я его убила, а Алиса ни при чем.
Но это было бы, конечно, очень глупо. И скорее всего бесполезно.
Эта вот, которая приходила, следовательница, совсем другая, чем та, предыдущая… Худенькая такая, глаза не накрашены — ну чисто школьница. И чего это она вдруг надумала давнее дело раскапывать? Вдруг да найдет что-нибудь?
* * *
Для посещения крыши выбрали — чего ждать — ближайшую субботу. Под куртку Арина надела самый «греющий» свой свитер — пуховый, поэтому легкий, но очень теплый — да еще и стеганую жилетку добавила, но вопреки ее опасениям, наверху оказалось совсем не так уж холодно. Под ногами похрустывала обильная бетонная крошка, там и сям торчали всевозможные железки — не то телеантенны, не то еще что-то столь же высокотехнологичное. Снега почти не было, только кое-где виднелись редкие ледяные лепешки. На бетонном ограждении вентиляционной шахты дремали, нахохлившись, три вороны — из темного жерла ощутимо тянуло теплом.