Тетка Алисы, впрочем, на ослепшую от родительской любви мамашу не походила. Анна Михайловна, хоть и готова была защищать племянницу всеми доступными (а может, и недоступными) способами, невинной овечкой Алису вовсе не считала. Просто полагала, что довольно неплохо ее знает…

— Она ж не только красавицей выросла, у нее и голова на месте была. И в голове вовсе не ветер гулял. И училась старательно, и замуж вышла с понятием. Ведь если бы она только ради денег за него вышла, уж наверное завела бы себе кого-то для удовольствия. Уж на что сестрица его готова была ее с грязью смешать, и гулящей обзывала, и похуже. Если бы и впрямь что-то такое было, уж она бы докопалась. А только не было ничего. Алиске за Николаем Семеновичем хорошо было.

— Это она вам так говорила?

— Да я и сама не слепая. Видно же, когда человеку хорошо. Ну и что ж она, дура, что ли, шило на мыло менять?

— Прямо уж шило на мыло? — осторожно подначила Арина. — Плохо ли — стать богатой и независимой. Молодая обеспеченная вдова, сама себе хозяйка — никто не указывает, никакой муж.

— Да она и так сама себе хозяйка была, Николай Семенович не любитель был командовать. Уж не знаю, как там в бизнесе, начальнику без того чтоб власть свою показать никак не обойдешься, но дома… Нет-нет, ничего такого не было, грех жаловаться…

— Жаловалась или не жаловалась, а говорят, они жили как кошка с собакой.

— Говорят… — усмехнулась Анна Михайловна и поманила Арину за собой.

На диване в гостиной, свернувшись небрежным клубком, дрыхла рыжеватая псина неопределенной породы, нечто среднее между немецкой овчаркой (если бывают овчарки в половину должного размера) и лабрадором. В гнездышке, образованном скрещенными лапами собаки, уютно посапывал очень лохматый дымчато-серый кошак. От черного левого уха через глаз шла черная же полоса — вроде пиратской повязки.

Анна Михайловна резким движением подбросила вверх что-то вроде бадминтонного волана — дырчатый пластиковый шарик, из которого торчали похожие на ковыль «перья»…

Пес и кошак слетели с дивана одновременно…

Кот уступал псу в размерах, зато был куда более лохматым, вздыбленная шерсть сделала его чуть не вдвое крупнее. В общем, получилось так на так.

Два мохнатых клубка метались по комнате так стремительно, что казалось: драчунов не двое, а как минимум десяток.

Впрочем… драчунов ли?

Лохматые облака ни разу не сцепились в одно. Сшибаясь на мгновение, они тут же разлетались в стороны — как одноименные полюса магнита. Или одноименные заряды? Арина не помнила точно, что и как именно отталкивается, но заряды, наверное, были бы более точным сравнением: магниты и притягиваются, и отталкиваются «молча», а всякие электрические штуки трещат очень даже громко.

Тут вместо электрического треска наличествовал звонкий, на грани визга, лай, резкое шипение и клацанье когтей, когда кто-то из участников поединка вылетал за границы занимающего центр комнаты ковра…

Ну вот, подумалось Арине, от кошачьей шерсти сейчас посыплются искры, и все станет точно, как на уроке физики…

До искр, однако, дело не дошло.

Минуты через три картинка застыла как на стоп-кадре: серый «пират» с черной «повязкой» на левом глазу растянулся на ковре, возложив передние лапы на ощетинившийся «перьями» мячик. Пес, последним движением резко осадивший назад, плюхнулся на хвост, повертел головой, вздохнул… переместился к дивану… и улегся на прежнее место все тем же небрежным клубком.

Дымчатый «пират», непостижимым движением выпростав из-под себя заднюю лапу, лизнул ее пару раз, обвел снисходительным взором окружающую действительность — ну вы поняли, кто тут главный? — и мягким толчком взлетел на диван, опять свернувшись меж собачьими лапами.

Оперенный мячик, вокруг которого только что кипели почти смертоубийственные страсти, остался лежать на полу.

У Арины был Таймыр — всем котам кот, по глубочайшему убеждению ее и прочих домашних. Поэтому она спросила:

— Кот всегда побеждает?

— Ну что вы! — усмехнулась Анна Михайловна. — Примерно пополам. Но общая схема всегда вот такая. Это я вам показала, что такое жить как кошка с собакой. Да и то сказать… Кто больше всех болтал, что они ссорились? Дочка Николашина. Ну и эта их… домработница, сестрица его. Главные свидетели! — она пренебрежительно усмехнулась. — Нет, может, они и ссорились, ничего не скажу, свечку не держала. Может, и в самом деле со стороны казалось: как кошка с собакой. Но… — она мотнула головой в сторону комнаты.

— Ну да, — согласилась Арина, вспоминая впечатляющий поединок и неожиданный его финал. — Со стороны одно, а на деле совсем другое, — и неожиданно для себя самой вдруг спросила. — Как вы думаете, Алиса Николая Семеновича любила?

— Любовь, дочка, она ведь разная, — задумчиво ответила хозяйка. — У каждого своя… Алиске с Колей хорошо было. Счастлива она с ним была. А он… эх… жалко его. Такой хороший был мужик…

— Послушайте, Анна Михайловна… Если предположить, что Алису действительно подставили… Ведь не сам же Николай Семенович с балкона свалился? Не пьяный, не в бреду — и свалился? Кто-то ему помог? Кто? Как вы думаете?

— Ох, дочка, не знаю, — со вздохом произнесла женщина. — Я ж не дура, не вовсе без понятия. Всю думалку сломала — а вот не могу сказать. Вот хоть разбейся, не могу ничего выдумать!

— В квартире ведь всего три человека находилось, — осторожно напомнила Арина. — Алиса, вы утверждаете, убить не могла.

— Могла или не могла, — перебила Анна Михайловна, — этого я не знаю. А знаю только, что не убивала она, вот и весь сказ.

— Значит, Кристина?

— Да что ты! Как можно?! Родная дочь! Типун тебе на язык! — поохав, Анна Михайловна добавила уже спокойнее. — Да и… У нее силенок бы не хватило, она же хлипкая, как вермишелина.

— Вот видите… Что ж, получается, инопланетяне?

— А если с крыши? — с надеждой предположила Анна Михайловна. — Этаж-то последний, с крыши кто-нибудь — раз и… Может, в бизнесе своем что-то с кем-то не поделил, вот его и… эти, как их, конкуренты? Или малолетки какие-нибудь хулиганили, вон по телевизору то и дело показывают…

Да уж. Конкуренты. Самый что ни на есть типичный метод конкурентной борьбы: подползти к краю крыши и заклятого бизнес-коллегу того… этого…

В малолетних хулиганов, впрочем, верилось не больше, чем в агрессивных конкурентов.

Но надо же, подумала Арина, опять эта идея — про крышу.

* * *

Анна Михайловна точно знала: если сам о себе — ну или о своих близких — не позаботишься, больше никто не позаботится. И не то чтобы она не верила, что кто-то готов бескорыстно протянуть другому руку помощи — наверное, такие люди есть. Только ведь на каждую руку помощи наверняка набежит толпа… нет, не нуждающихся, а просто ленивых. Не только не пробьешься, даже не увидишь того, кто готов помогать. Или уж, может, просто ей так в жизни везло, что никакие помогальщики на ее пути не попадались? Ну да оно и к лучшему. Когда рассчитываешь на чужого дядю, это все равно что на авось, все равно, что по лесу без разума брести, надеясь, что вон за теми кустами уж точно покажется избушка, а из трубы дым, а в печке чугунок со щами томится, а на дворе банька уже истоплена, нечаянных гостей дожидаючись. Или не за теми кустами, а вон за теми? Или вовсе за во-он той поваленной елкой ждет полянка с гостеприимной избушкой? Так вот побродишь — и непременно в болото угодишь. А не то к медведю в берлогу. Или просто с голоду и холоду помрешь. Избушка-то приветливая в лесу, может, и стоит где, да не каждому путь откроется. И уж точно не тому, кто наобум мечется. Тому, кто и без избушки не пропадет. Вот как.