— Ой, нет! Ну что ты смеешься?.. Перестань! И не смей называть ее кошмарной! Вы, мужчины, ничего не понимаете в шляпках!

Базиль поцеловал Лили на прощание, и, смеясь, она проводила его до дверей.

— Когда я теперь тебя увижу? — спросила француженка, глядя на него снизу вверх (потому что он был выше ее почти на голову).

— Не знаю, как получится, — рассеянно ответил Базиль. — Я сообщу или просто приеду. У тебя хватает денег?

Выслушав сбивчивый рассказ Лили о том, как в Петербурге все дорого, он вручил ей сто рублей и удалился.

Закрыв дверь, Лили ушла в свой будуар, где достала из стола шкатулку и положила в нее только что выцарапанную из любовника сторублевку. Не стучась, вошел высокий темноволосый лакей, который забыл купить для Базиля его любимые засахаренные фрукты. На вид лакею было лет 25, и его можно было счесть вполне привлекательным, если бы не слишком глубоко посаженные глаза, которые придавали ему угрюмый вид.

— Сколько там уже? — не удержался он, кивая на шкатулку.

— Тебя это не касается, Гастон, — надменно ответила Лили, убирая шкатулку в ящик стола и запирая его на ключ. — Почему ты не купил эти дурацкие сладости? Он может догадаться.

— Ни о чем он не догадается, — с отвращением возразил лакей. — Он слишком глуп.

— Сказал Гастон, который от великого ума служит у своей подружки, — поддразнила его Лили. Лакей попытался обнять ее, но она увернулась. — Можешь поцеловать мою ногу. Это тебе за то, что ты перестал меня слушаться.

Гастон сердито посмотрел на Лили, но все же наклонился и ножку поцеловал. Танцовщица рассмеялась.

— Возьмешь меня с собой, когда выйдешь замуж? — спросил он.

— Кто сказал, что я выхожу замуж? — притворно удивилась Лили.

— Он же сказал, что женится на тебе, как только овдовеет, — напомнил Гастон.

— А! Ну мало ли, что он сказал…

— Вы ведь уже давно вместе, — напомнил неумолимый Гастон. — В его возрасте привязанности не меняются.

— Что ты знаешь о его возрасте? — проворчала Лили, но по ее тону лакей понял, что она колеблется.

— Он ведь думает о том, что будет, когда его жена умрет. А она умрет, потому что его сын видел ее во сне.

— Дорогой Гастон, — промолвила Лили с некоторым раздражением, — люди не умирают оттого, что кто-то увидел их во сне. Они умирают от смерти, ясно тебе?

— Почему ты сердишься?

— Потому! Когда я танцевала в провинции, одна девушка из кордебалета увидела во сне, что ее убьет грабитель. Она рассказывала всем свой сон в подробностях, измучила нас своими страхами, на ночь запиралась на сто замков и даже завещание написала. И что же? На каком-то представлении ее увидел сын местного богача, рассорился с родными, но в конце концов женился на ней. Теперь она живет в собственном замке и возится с пятью детьми, — добавила Лили оскорбленно, — а про тот сон она и думать забыла. Понимаешь, о чем я? Снам верить нельзя!

— Ну почему же, — проникновенно промолвил Гастон, глядя ей в глаза, — некоторым снам точно можно верить… — Он взял ее за руку. — Если два сна этого месье уже сбылись, никто не удивится, когда сбудется третий… Никто!

Несколько мгновений Лили смотрела на Гастона, но потом решительно покачала головой и выдернула руку.

— Я ничего не поняла, — высокомерно объявила она. — И вообще я ничего не слышала. Ты понял? Ступай лучше за фруктами, чтобы они были у нас, когда он приедет в следующий раз.

— Как скажете, мадам, — ответил молодой человек. Он отвесил Лили глубокий поклон, за которым последовал воздушный поцелуй, и проследовал к дверям. Глядя ему вслед, Лили тихо вздохнула и покачала головой.

Когда Кирилл Степанович вернулся в тот день домой, его встретила встревоженная жена.

— У нас баронесса Корф, — выпалила Наталья Андреевна. — Она… она опрашивает прислугу.

— Зачем? — только и мог вымолвить Кирилл Степанович.

— Коля Шанин пришел в себя. Он утверждает, что его столкнули с лестницы. Ты можешь себе представить? В нашем доме!

— Как такое возможно? Столкнули… кто, зачем? — забормотал Кирилл Степанович, теряясь. — Может быть, он ошибается? Он ведь ударился головой, насколько я помню… — Он умолк и нахмурился, что-то соображая. — Постой, а почему баронесса…

— А ты бы предпочел полицию? — зашептала Наталья Андреевна. — Ты только подумай, что будет в случае огласки… Пойдут толки, слухи, один гаже другого…

— Я все же не уверен, что баронессе Корф стоит во все это ввязываться, — промолвил Кирилл Степанович с неудовольствием. Как и все слабохарактерные люди, он придавал большое значение внешним признакам власти, и ему было неприятно, что кто-то смеет задавать вопросы в его доме, не спросив его разрешения. — Я должен сказать этой даме…

— Кирилл, перестань! Речь ведь идет не только о Коле… но, может быть, и о Лизе тоже…

Глава семейства нахмурился.

— О чем это ты?

— Я не могу понять, почему она умерла! — с отчаянием проговорила Наталья Андреевна. — Ну, бывали у нее недомогания, но ничего особенного… И на сердце она никогда не жаловалась! Иначе я совсем уж никчемная мать, плохая, ужасная, если не заметила, что мой ребенок тяжело болен…

— Милая, — сказал Кирилл Степанович после паузы, — ты вбила себе в голову бог знает что… Думаю, мне все же стоит побеседовать с баронессой.

Он нашел Амалию в малой гостиной, где она разговаривала с двумя лакеями: Антоном, который прислуживал в доме уже лет десять, и молодым Мишей, который работал у Левашовых меньше года.

— Значит, это вы сказали «Скорее уж господин Шанин на него похож»? — спрашивала Амалия у Миши.

— Может быть, сударыня, — отозвался тот, косясь на Антона. — Не помню я, с того дня уж сколько времени прошло…

— А вы ответили: «Николай Палыч или Владимир Палыч?» — Амалия повернулась к Антону.

— Ну да, — нехотя отозвался тот.

— «Голова, они же близнецы. Любой из них» — ваши слова? — Баронесса пристально посмотрела на Мишу.

— Как скажете, сударыня, — пробормотал тот. Амалия обратилась к Антону.

— А вы ответили: «Так бы и сказал, а то тебя не поймешь. Но господа Шанины на Кирилла Степаныча совсем не похожи». О чем, собственно, шла речь?

— Мы просто разговаривали, — буркнул Антон. — Сплетни всякие… господам такое неинтересно.

— А об этом уж предоставьте судить мне. Итак?

— О, я вижу, сударыня, у нас появился новый обер-полицмейстер, — вмешался Кирилл Степанович с добродушной улыбкой. — Зачем вы допрашиваете моих людей?

Амалии не понравился его тон — она не выносила, когда с ней говорили как с капризной барыней, которая занимается каким-то вздором.