Важа неожиданно посоветовал:

– А ты позвони ему.

– Кому? – не понял Вахтанг.

– Кузьме.

– Зачем?

– Доставь себе удовольствие.

Маргеладзе рассмеялся:

– А ты не так глуп, как я думал! Хотя зачем? Он сразу решит, что я чего-то от него хочу.

– Ну и пусть решит. Пусть боится. Ты же этого хочешь?

– Хочу? – Вахтанг подошел вплотную к родственнику, задышал ему в лицо. – Ради того, чтобы этот пес оглядывался и вздрагивал при одном моем имени… ради этого я готов хоть… самого Всевышнего! Он меня кое в чем подозревает, но видит Бог, к этой истории я не имею никакого отношения.

– Вот так и скажи. А он пусть думает, как хочет.

Сергей листал газеты. Зазвонил телефон.

– Маргеладзе, – сказала через громкую связь секретарша.

– Меня нет, – резко приказал Кузьмичев.

– Простите, Сергей Андреевич… я уже сказала, что вы у себя.

– Черт… – Сергей снял трубку. – Здравствуй, дорогой.

– Здравствуй, брат, – ответил Маргеладзе. – Я не очень помешал?

– Ты не можешь помешать… Ты по делу или просто от нечего делать?

– Обижаешь, Кузьма. У меня всегда есть что делать. А звоню я, чтобы ты знал, что у тебя всегда есть брат. Верный и настоящий.

– Спасибо.

– Ты как-то невесело со мной разговариваешь.

– Тебе показалось.

– Нет, не показалось. Ты на меня за что-то обижен?

– Скорее, благодарен тебе.

– Приятно слышать. Всегда старался сделать добро.

– Особенно, когда я ехал на твой юбилей.

В трубке возникла пауза, затем Маргеладзе вкрадчиво спросил:

– Не совсем въехал в твою шутку, дорогой.

– Это не шутка, – усмехнулся Кузьма. – Тебе ведь известно, что на меня покушались?

– Слышал. Но подумал, что это сплетни.

– Это правда. К счастью, недострелили.

– И какая собака решилась на такую подлость?

Сергей согнал жесткие желваки на скулах, неожиданно зло произнес:

– Ты!

Маргеладзе от такого ответа не сразу нашелся, затем тихо и ласково поинтересовался:

– Надеюсь, ты все-таки шутишь, Кузьма?!

– А ты как считаешь?

– Конечно, шутишь.

Сергей рассмеялся:

– Молодец! Кавказцы всегда отличались прекрасным чувством юмора.

– Спасибо, дорогой, – натянуто усмехнулся Маргеладзе. – Я такие комплименты особенно ценю… – Через паузу спросил: – Может, все-таки подставить тебе плечо?

Кузьмичев сдержанно рассмеялся:

– Лишь бы ты его неожиданно не убрал.

Через пару часов Глеб вернулся в кабинет Виктора Сергеевича, положил на стол перед хозяином прибор и инструкцию к нему.

Виктор Сергеевич бережно уложил прибор в коробку, задумчиво улыбнулся, поднял на племянника глаза.

– Что скажешь?

Тот сел напротив, улыбнулся:

– Разобрался, готов к работе. Когда и кого?

– Придется подождать. Но штучка-то любопытная?

– Жутковатая. О подобных я даже не слышал. Валит человека в считанные секунды.

– Да, аппарат замечательный, – Виктор Сергеевич помолчал, снова посмотрел на племянника. – В больницу ездил?

– Ездил.

– Рассказывай.

– Что именно?

– Видел ту, о которой я говорил? – не без раздражения спросил хозяин.

– Видел.

– Рассказывай.

Глеб помолчал, прикидывая, с чего начать, с виноватой улыбкой ответил:

– Просто так не расскажешь. Это надо увидеть. А лучше – не надо.

– Она живая?

– Если можно назвать живой, то живая… Никого не видит, не замечает, не реагирует. И еще волосы короткие. С сединой…

– На будущей неделе я ее проведаю… – решительно заявил Виктор Сергеевич и махнул Глебу: – Ступай. Все путем, молодец.

Важа, сидя в своей машине, видел, как Глеб вышел из офиса Виктора Сергеевича, как нырнул в припаркованный на стоянке «БМВ», миновал въездной шлагбаум и понесся по загруженной транспортом главной улице города.

Важа положил фотку Глеба рядом на сиденье и понесся следом.

Свернули на набережную Москва-реки возле Кремля, миновали ее, выскакивая подчас на встречную полосу, и тут Важа заметил, что автомобиль Глеба преследует маленький юркий джипчик, весело и настойчиво сигналя фарами.

Глеб резко принял вправо, припарковался, покинул машину, быстро направился к остановившемуся сзади джипчику.

Важа тоже остановился, достал фотоаппарат, навел объектив на Глеба.

Тот подошел к джипу – за рулем улыбалась Лариса.

Глеб легко запрыгнул к ней в кабину, поцеловал.

– Сумасшедший. Понял? – капризно произнесла женщина, не сопротивляясь поцелую. – Несешься как сумасшедший. Еле догнала.

– А ты разве не сумасшедшая? – улыбнулся Глеб. – Тормозишь в самом центре города и считаешь, что вокруг нет ушей и глаз. У твоего «Витька» обзор на все триста шестьдесят градусов.

– А если я соскучилась? – продолжала трогательно дуться Лариса. – Если ты забыл меня!

– Тебя невозможно забыть! – воскликнул парень. – В тебе есть что-то!

– Знаю, магнетизм. И все равно! – Лариса подставила щечку. – Сейчас же поцелуй меня!

Важа щелкнул затвором.

Глеб, оглянувшись, выполнил требование, с мягким укором сказал:

– Зайчонок, мы теряем осторожность.

– Ну и плевать! Я хочу жить так, как хочу! С какой стати я должна замуровать себя в четырех стенах? Я и так полжизни посвятила своему долбаному мужу. А сейчас я хочу любить! Тебя любить, а на остальное я болт забила. Понял?

– Не совсем.

– Нет, понял! И должен сейчас же со мной согласиться! Соглашайся, иначе вылетишь на асфальт! – Лариса ногами уперлась в бедро Глеба. – Считаю до трех!

Он осторожно взял ее за ступню, поднес туфельку к лицу, картинно поцеловал.

– И все же, Зайчонок, нам надо быть аккуратней.

Она снова с обидой оттолкнула его:

– Ну и убирайся!.. – Взглянула на свои часики. – Убирайся, сказала! Я опаздываю на репетицию!

Глеб вышел. Лариса тут же высунулась из джипа.

– Стой! Когда мы встретимся?

– Завтра.