женщины смотрят на нас с мольбой, надеясь на то, что мы защитим их дома от разграбления французами.

— Я хочу видеть, как наши сражаются! Каждая минута сейчас на счету! Мы не можем позволить себе роскошь ожидания! Нужно немедленно узнать положение дел на поле боя! Едем на передний край! — воскликнул барон с горячностью, свойственной его натуре, обращаясь ко мне так, словно бы я не соглашался с ним. Его лицо, иссеченное морщинами, напряглось от нетерпения.

И с этими словами Томаш Моймирович пришпорил коня, направив его прямиком к редутам, преграждающим путь в долину, на которых были размещены артиллерийские батареи. По 8 шестифунтовых орудий с каждой стороны от дороги с флангов стреляли по французам, пытавшимся прорваться в долину, а посередине дорога была перекопана, и поперек нее возведен земляной вал, с которого били еще 8 пушек. Между этими тремя редутами стояла моравская пехота, выстроенная в несколько рядов и непрерывно стреляющая по противнику из ружей. Задние заряжали, подавая заряженные ружья вперед, а передние целились и стреляли, отдавая после выстрелов разряженные ружья назад для перезарядки. При этом, наверху на скалах засели самые лучшие моравские застрельщики, вооруженные штуцерами, которые били по врагам далеко и прицельно.

Барон Томаш помчался вперед, и я едва успевал за ним, пришпоривая своего Черныша. Звуки битвы становились все громче, и, казалось, что сама природа замирала в ожидании тишины после каждого нового грохота. Но, тишины не только не наступало, а канонада лишь усиливалась по мере того, как сражение разгоралось. И старые деревья, окружавшие долину, молча наблюдали за человеческими страстями, которые разворачивались перед ними.

Когда мы достигли редутов, вокруг нас раздавались выстрелы наших пушек, взрывы ядер артиллерии противника, крики раненых, ружейные залпы и свист пуль. Артиллерия гремела, как будто сама земля возмущалась от страха и ярости. Зимнее солнце, поднявшееся уже на ясное морозное небо достаточно высоко, освещало битву. И его холодные лучи пробивались сквозь дым, стелющийся над полем боя, падая на лица солдат, искаженные болью и яростью. И в этой суматохе трудно было сразу разобраться, где находится командование. Впрочем, на центральной батарее молодой эрцгерцог Фердинанд, который руководил моравскими войсками с присущим ему энтузиазмом и храбростью, сам встретил нас.

Он сразу обрадовался нашему приезду и тут же повел меня и барона на свой наблюдательный пункт, размещенный наверху старинной сторожевой башни, стоящей справа от дороги в паре сотен шагов за линией обороны. Оттуда с высоты дозорной площадки было отлично видно даже без зрительной трубы, что все пространство на дороге и вокруг нее у входа в долину перед редутами защитников уже было усеяно трупами французских пехотинцев. Но враги, не снижая напора, упорно пытались наступать волна за волной. А за спинами французских солдат, над их головами, по моравским редутам тоже летели ядра, которые выстреливали французские пушки, которые супостаты подтащили в ночи, используя конную тягу.

Увидев поле боя с верхней площадки башни, я почувствовал, как сердце забилось быстрее. Война вновь показывала мне свой хищный оскал. Крики людей сливались с гремящими залпами орудий и с грохотом разрывов, создавая жуткую симфонию войны, которая навсегда останется в памяти каждого из тех, кто переживет сражение. Битва за Здешовскую долину только начиналась, и никто не знал, чем она закончится. Но одно было ясно: в этот день каждый из солдат должен был или стать героем, или уйти в небытие.

Два пехотных полка, переданные штабом обороны Здешова под командование эрцгерцога Фердинанда, пока вполне успешно сдерживали натиск двух французских пехотных полков, которые не могли развернуться в достаточно узком пространстве «бутылочного горлышка» входа в долину. И потому они пытались атаковать колоннами. Причем, каждая следующая волна атаки должна была продираться через все большее количество павших. Но, французы не сбавляли темпа, наступая прямо по своим же покойникам. Пехотные атаки накатывались на моравские редуты, словно волны на скалистый берег, разбиваясь и откатываясь обратно, чтобы снова и снова продолжить попытки взять укрепления штурмом.

— Смотрите! — воскликнул эрцгерцог, указывая на линию фронта, где французские войска очередной синей волной своих пехотных шинелей надвигались на защитников долины, — Они не могут пройти! Мы успешно сдерживаем их! И мы постараемся удержать их любой ценой!

Наблюдая за боем, я видел, что потери несут не только атакующие, но и защитники редутов. Моравские солдаты тоже падали, сраженные пулями и осколками от разрывов пушечных ядер. Ряды защитников постепенно редели от вражеского огня. И я чувствовал, как сердце мое сжимается от тревоги. Каждый выстрел и каждый взрыв отзывались в моей душе, напоминая о том, что война уносит жизни и калечит людей.

— Я хочу знать, каковы наши потери! — воскликнул барон Томаш, который видел то же самое, что и я, и точно так же переживал происходящее на наших глазах. Мы оба в тот момент понимали, что моравские солдаты были готовы сражаться, но мы не знали, готовы ли эти бойцы стоять насмерть? Не побегут ли они, когда потери среди них станут критическими? Сражение продолжалось, и в каждом его мгновении, наполненном драматизмом, я ощущал, как история прямо здесь и сейчас пишется кровью, а не чернилами.

— Наши потери пока вполне приемлемые. И я надеюсь, что пехотинцы у Мюрата закончатся гораздо раньше, чем у меня. Сейчас соотношение убитых и раненых совсем не в пользу французов. Мы громим их, — сказал эрцгерцог с гордостью в голосе.

В глазах барона Томаша мелькнуло сомнение, и он вновь воскликнул:

— Одной лишь обороной мы не победим! Нужно контратаковать французов! Время не ждет, эрцгерцог! Мы должны действовать немедленно! Я знаю, что у вас имеется кавалерия. Так киньте ее в бой!

Несмотря на всю горячность немолодого барона, я понимал, что в чем-то он прав. В этом хаосе боя, среди грома пушек и треска ружейных выстрелов, нельзя было потерять инициативу. Моравские войска хорошо держались в обороне. Но, пока инициатива была все-таки в руках у противника, который не переставал атаковать, несмотря на свои серьезные потери.

— Не торопитесь, барон. Да, у меня в резерве находятся две тысячи всадников, — сказал эрцгерцог, указывая в направлении ближайшего крестьянского заснеженного поля, на котором встал лагерем кавалерийский полк, который уже пополнился кавалеристами окрестных баронов, собравшихся в Здешове, — но, я не собираюсь бросать их в бой прямо сейчас. Не вижу смысла, пока наша пехота держится хорошо. Вот если французы где-то начнут прорываться — тогда другое дело!

— А вы что думаете, князь Андрей? — спросил меня