Выйдя в сад, перед нами открылась чудесная аллея из переплетенных между собой крон тюльпановых деревьев.

Я невольно замерла, любуясь красотой.

— Знал, что это место придется тебе по душе, — улыбается, глядя в мое лицо, как мне показалось, с затаенным нетерпением.

И положив мою руку на свой согнутый локоть, повел вперед прямо по оранжевым лепесткам.

— Что ты думаешь о нем? Правда дом прекрасен?

Я остановилась и бросила взгляд назад, на белеющий воздушный фасад здания.

— Ты и в самом деле купил его? — спрашиваю.

— Нет, — отвечает Эдвард с небольшой паузой, — лишь раздумываю над этим. Внес первые два транша, через месяц надо вносить третий, последний.

Он замолчал. Чувствуя на себе его взгляд, наконец осмеливаюсь поднять глаза.

— Почему же не вносишь?

— Это будет зависеть…

— От чего?

Эдвард улыбнулся. Мое волнение было столь очевидным, что я ненавидела себя за это.

— От финансовой ситуации в стране конечно же.

Повернулся и пошел вперед по аллее, а я вдруг вспоминаю, что нужно дышать.

В эту ночь сон так и не посетил меня. Я лежала на огромном ложе с опущенным прозрачным пологом и слушала стрекотание цикад в саду. И мысль о том, что Эдвард ночует сегодня здесь, в этом доме, волновала нестерпимо, заставляя то и дело смотреть на дверь, на причудливо изогнутую ручку. И так, измученная, я уснула глубоко под утро, и только за завтраком узнала, что Эдвард уехал еще в шесть часов. На следующий день я получила телеграмму о том, что он отправился в Сайгон на встречу с инвесторами, и что, ради моей безопасности, мне не рекомендуется покидать дом. На самом же деле, Эдвард фактически запер меня, приказав прислуге не выпускать меня даже за ворота сада.

Но природная кипучая энергия заставляла томиться в этом заточении. Я хотела увидеть отца, и более того, я жаждала поскорее покончить с фальшивым браком и обрести покой в сердце и холодную голову. Несмотря на всю пылкую безрассудную влюбленность в Эдварда, я понимала, что он попросту играет со мной, ему нравится читать в моих глазах абсолютное обожание, он купался в нем, маня, дразня, но не подпуская ближе, не давая никаких обещаний. Прекрасно осознавая, что мучает меня.

Тяжело вздыхаю и перевожу взгляд на свою левую руку, медленно стягиваю перчатку. Тонкое золотое кольцо сверкнуло на пальце, напоминая об уже совершенном шаге. Миссис Киара Фейн.

— Надо подать на развод как можно скорее, — бормочу под нос, с раздражением надевая перчатку обратно.

Где-то через час мы наконец въехали в столицу, перед этим несколько офицеров проверили наши документы и уточнили, куда мы направляемся. И строго запретили посещать восточный квартал, сказав, что он оцеплен.

Эти меры безопасности подтвердили мои опасения насчет того, что во Вьентьяне неспокойно.

Я смотрела на улицы и видела то же самое, что и Джи, только в Бостоне, а именно толпы народа, собравшихся возле банков и ломбардов. Полиция, верхом на лошадях, контролировала толпу. Некоторые дороги были перекрыты, и пришлось ехать в объезд. Добравшись наконец до почты, я вышла из машины.

— Киара! — окликнул меня вдруг кто-то.

Эта была Мари Дюпон, дочь нашего соседа по плантации. Одетая в легкое кружевное платье и шляпку, она приветливо махала мне рукой.

— Как давно я не видела тебя, Мари! — восклицаю радостно, сжимая тонкую руку девушки в своей.

— А я тем более! После нападения тех стрелков отец сам не свой, всего боится.

Я сочувственно покачала головой. Мы дружили с семейством Дюпон с детства, наши отцы вместе решали многие проблемы, такие, как нашествие саранчи или засухи. На Рождество мы ездили друг к другу в гости. Месье Жерар держал табун маленьких пони, и с нескрываемым удовольствием сам катал нас с сестрой на них. Для меня те воспоминания были наполнены тихой радостью и беззаботностью. Но теперь, смотря на грустное личико Мари, я понимала, что уже никогда нам не вернуться в прошлое.

— Знаю, ведь он даже не разрешил тебе пойти на свадьбу к Джи.

Мы остановились у входа в почту, и люди торопливо входили и выходили из нее. Стоял шум и гудки машин, сигналивших пешеходам, наполняли пространство вокруг.

— А произошедшее на рынках окончательно подкосило его, — вздыхает Мари, — но странно другое…

Она запнулась, словно раздумывая говорить мне это или нет. Я продолжала молчать, показывая, что готова слушать дальше.

— В один из дней отец собрался в город, — наконец продолжила Мари, — ведь ценные бумаги прогорели, а плантация требует больших средств. Сама знаешь. А тут еще падеж скота… Одним словом, отец вместе с нашим поверенным, месье Круа, поехали в банк, чтобы попытаться выяснить насчет залогов. Большой надежды на успех у них не было. Мы с мамой ждали их возвращение к ужину, не раньше, каково же было наше удивление, когда уже через четыре часа отец вернулся, сияющий и радостный. И уверил нас с матерью, что все хорошо и деньги он достал. Лишь потом нам удалось выяснить у месье Круа, что это не банки вернули залог, а Даниэль Марэ дал отцу денег. Все пятьдесят тысяч пиастров, которые ему были так нужны.

Я оторопело уставилась на подругу. Услышанное просто не укладывалось в голове. Пятьдесят тысяч пиастров?

— Ты уверена, что месье Круа не ошибся? — мне не верилось, что такое возможно.

— Да, — кивнула Мари, — меня поначалу удивило подобное, ведь Даниэль не обладает таким капиталом. Но потом мне рассказали друзья, что твой брат купил старые верфи под Сайгоном, на которых китайцы собирали свои баркасы. Ты не знала об этом?

Растерянно качаю головой. А потом вдруг меня пронзает воспоминание. Да, именно это, видно, имел в виду Эдвард говоря, что теперь Даниэль предоставлен своей судьбе.

— Мари, разве покупка старых верфей может принести доход?

Подруга пожимает плечами.

— Не знаю, Киара. Эта ссуда очень не понравилась матери, она даже хотела сразу поехать и вернуть деньги твоему брату, но отец заупрямился. Он как ребенок, наивно полагает, что сможет вернуть их.

Мы еще поговорили с ней. Она жаловалась на здоровье месье Дюпона, на то, что боится, как бы он не залез в еще большие долги, и что они с матерью уговаривают его продать дом и хозяйство и уехать в Европу.

Мне стало тягостно после разговора с Мари. Этот рассказ подтвердил то, чего я так боялась, прежде всего то, что Даниэль открыл свое предприятие, которое, не понятно каким образом вдруг стало приносить доход, и второе — Индокитай, тот самый, с его особым колоритом, с аккуратными