темным и загадочным. Прямоугольники окон, разделенные крестообразной рамой на четыре секции, отбрасывали на землю две бледно-желтые полосы. Гензель и Гретель подошли к домику со стороны левого окна и остановились в тени.

– Готова? – шепнул Гензель.

Девочка кивнула и одновременно с братом протянула руку к стене.

Пальцы коснулись чего-то липкого. Сердце забилось чаще, и каждый его удар отзывался болезненным толчком в затылке, там, куда пришелся удар скалки. Не веря в то, что это происходит на самом деле, Гретель надавила сильнее. Ее пальцы смяли твердую корочку и полностью погрузились в упругий мякиш.

«Пряничный домик настоящий», – подумала Гретель. Несмотря на холод, по ее спине скатилась капля пота, проделав путь от впадины между лопатками и до самого копчика.

– Это глазурь, – сказал Гензель.

Гретель повернула голову и увидела, что он облизывает перепачканные шоколадом пальцы. В этот момент из Пряничного домика донесся удар, как будто на пол рухнул тяжелый табурет.

– Нет! Отойди от меня, слышишь! Я не стану садиться в клетку!

Голос, приглушенный стеной и окнами, был хорошо знаком Гретель. Возможно, поэтому она сейчас стояла как истукан, по самое запястье в пряничной стене, а не бежала через лес, подальше от этого жуткого места.

– Это Нильс! – раздался над ухом взволнованный шепот Гензеля. – Ведьма схватила его!

– Убери от меня свою мерзкую тварь! – вопил Дельбрук-младший, явно растеряв свою обычную невозмутимость. – А-а-а! Прочь!

– Давай посмотрим? – предложил Гензель.

– Ты что такое говоришь?! – Сообразив, что до сих пор стоит, погрузив руку в пряничную стену, Гретель отдернула ее так, словно внутри обнаружилось осиное гнездо.

– Ведьма занята Нильсом. Ей не до нас!

– Здесь нельзя оставаться! – Девочка схватила брата за плечо, но тот вывернулся.

– Я должен это увидеть, – с этими словами Гензель метнулся к ближайшему окну.

– Черт тебя дери! Идиот! – прошипела Гретель, но все же последовала за братом. Возможно, он был прав. Нильс продолжал кричать и сыпать проклятиями, а значит, ведьма Пряничного домика действительно занята…

Размытое световое пятно от окна ложилось на каменистую землю, но у самой стены оставалась полоса густой тени. В ней и затаились Гензель и Гретель, как двое воришек, ждущих, когда хозяева погасят свет и отойдут ко сну. Здесь, под самым окном, Нильса было слышно куда лучше, чем у стены, мало того, Гретель различила рык и утробное ворчание. Собака! Собака – это плохо. Она могла учуять непрошеных гостей.

«Почему те, кто рассказывает страшилки про ведьму Пряничного домика, молчат про собаку?!» – раздосадованно подумала Гретель. В этот момент Гензель протянул руку и отломил от распахнутой ставни большой тягучий кусок. Глядя на это, девочка сначала чуть не лишилась дара речи, а потом все-таки произнесла:

– Ты что творишь? Выброси это немедленно!

– И не подумаю! Это же мармелад и сливочные ириски! – Гензель откусил часть, а остальное засунул в карман.

– Выплюнь!

– Да успокойся уже! Ты слышала много историй о ведьме Пряничного домика?

– К сожалению.

– И хоть в одной говорилось, что сладости, из которых построена избушка, ядовитые? – спросил Гензель.

– А хоть в одной говорилось, что у ведьмы есть собака? – парировала Гретель. – И все-таки она есть!

В этот момент крики Нильса стихли. Теперь из-за окна доносился только басовитый собачий рык и неразборчивый женский голос. Гретель ожидала услышать дребезжащий старческий фальцет, ведь в историях, что рассказывали друг другу и ученики воскресной школы, и завсегдатаи «Мышки, птички и жареной колбасы», ведьма Пряничного домика описывалась одинаково – как страшная горбатая старуха. Однако же голос, который слышался из домика, скорее принадлежал взрослой женщине. Его строгие интонации напомнили Гретель сестру Агнес.

– Интересно, что там у них происходит… – Сказав это, Гензель развернулся и привстал, держась двумя руками за леденцовый наличник.

Решив, что хуже все равно не будет, Гретель последовала его примеру.

Вместо стекла окно было забрано тончайшей леденцовой пластиной, проходя через которую свет окрашивался всеми оттенками янтаря. И за ней Гретель разглядела просторную кухню, залитую странным разноцветным сиянием. В первую секунду она решила, что Пряничный домик освещают лампы с плафонами из разноцветного стекла, но, присмотревшись, поняла, что это фигурные леденцы на палочке. Прямо напротив окна, под которым притаились Гензель и Гретель, на стене светился леденцовый петушок размером с человеческую голову. В остальном же кухня выглядела обычно – полки, забитые горшками и баночками, закопченные кастрюли, сковороды и черпаки на стенах; под потолком – пучки трав, гирлянды сушеных грибов и кореньев. Стены, кстати, были обшиты потемневшими досками, а не пастилой или бисквитными коржами.

Гретель все не решалась как следует заглянуть в окно. Стоя вровень с леденцовым наличником, она видела волшебные светильники, верхние полки и развешенную на стенах посуду. Все, что находилось ниже, оставалось за пределами ее поля зрения.

– А я думал, ведьма старая и горбатая… – прошептал Гензель. Он уже вовсю заглядывал в окно, прильнув к леденцовой пластине.

Собравшись с духом, Гретель привстала на цыпочки.

Бо́льшую часть кухни занимала огромная печь, сложенная из каменных блоков. Квадратный дымоход уходил в потолок. Железная дверь топки была такого размера, словно печь создавалась с единственной целью – запекать поросят по шесть штук за раз и жарить упитанных барашков. Вертикальные прорези в дверце пылали багряным. Впрочем, все это еще более-менее походило на обычный очаг, пусть и слишком большой для затерянной в лесу избушки. А вот перед дверью топки, сейчас закрытой, расположилась конструкция, которую едва ли увидишь на обычной кухне.

К жерлу печи вел длинный стол на четырех ножках, с двумя узкими рельсами на металлической столешнице. Под ним Гретель разглядела хитрый механизм из пружин, рычагов и здоровенных шестеренок. А на рельсах стояла квадратная клетка. Оборудованная железными колесиками, она, похоже, легко скользила по рельсам от ближнего края стола до конечной станции, то есть прямиком в печь. В клетке, обхватив колени, скрючился Нильс Дельбрук. Его била крупная дрожь.

В историях про ужасы Пряничного домика говорилось, что ведьма сажает детей на лопату, а потом отправляет в печь, как булки или горшки с похлебкой. Этот момент всегда вызывал у Гретель множество вопросов. Почему дети послушно сидели на лопате и не пытались убежать? Как пожилая женщина, пусть и ведьма, могла поднять такую тяжесть? Теперь же Гретель стало все понятно.

«То, что здесь творится, слишком сложно для простой страшилки, – подумала Гретель, скользя взглядом по замысловатому устройству. – Кто-то видел это, но не знал, как описать. И поэтому упростил».

Сама хозяйка Пряничного домика стояла полубоком к окну. Гретель не видела ее лица, лишь спутанную копну волос (кстати, не седых, а черных) и темное платье, вовсе не похожее на лохмотья.