Очутившись в сильных объятиях отца, Гретель наконец почувствовала себя в безопасности. Она уже не пыталась сдерживать рыдания – вместе со слезами ее покидал страх, отчаяние, весь пережитый накануне ужас.

– Что произошло, где вы были? – спросил Томас Блок, размыкая наконец объятия.

– Да! – дружным хором подхватили соседи. – Где вы были?! Где вас носило?!

Гретель подумала, что по их с Гензелем внешнему виду – одежда в грязи, в волосах торчат листья – и так ясно, что они провели ночь в лесу. Но поскольку все ждали объяснений, сказала:

– Мы пошли за грибами и потерялись.

– Пришлось переночевать в лесу, – добавил Гензель, делая честные глаза. – Как же было холодно, вы не представляете!

– А мама где? – спросила Гретель. – Дома?

– Марта Блок задержана по подозрению в вашем убийстве, – произнес один из полицейских, плечом раздвигая толпу. На его лице, украшенном усами-пиками, застыло такое выражение, словно появление Гензеля и Гретель нарушило все планы доблестной марбахской полиции.

Вот так новости! Гретель кинула быстрый взгляд на брата – их отрепетированный рассказ теперь нуждался в доработке. Вероятно, кладбищенский сторож не поленился и пошел-таки в полицию.

«Не стоило называть ему свое имя!» – обругала себя Гретель. И с опаской уточнила:

– Но раз мы живы, маму отпустят домой?

– Это вряд ли, – произнес полицейский, недовольно поглядывая из-под козырька пикельхейма. – У нас есть свидетель. Он утверждает, что мать привязала вас, Гретель Блок, к надгробию, после чего избила скалкой для теста.

– На орудии преступления, кстати, есть следы крови, – вступил в разговор второй страж порядка.

Гретель хотела крикнуть: «И зачем нужно говорить все это при соседях и друзьях?» – но, разумеется, промолчала.

– И хотя Марта Блок не убийца, – продолжил усатый полицейский, как показалось Гретель, с ноткой сожаления в голосе, – это не значит, что дело закрыто. Она может быть опасна для окружающих! Поэтому вы должны проехать в участок и дать показания.

– Погодите! – воскликнул преподобный Дельбрук. Кажется, ему потребовалось все терпение, чтобы дождаться своей очереди. – Вы не видели Нильса?

– А что, он тоже потерялся? – притворно удивился Гензель.

– Да! Он пропал вчера, одновременно с вами!

Гретель стало жалко пастора. Она терпеть не могла Нильса и могла рассказать о нем такое, от чего у всех присутствующих зашевелились бы волосы на голове, и все же не хотела лишать преподобного последней надежды.

– Нет, – соврал за двоих Гензель. – Мы его не видели.

Дельбрук застонал и слишком сильно дернул четки. Нить лопнула, каменные бусины с негромким стуком раскатились по засохшей грязи. Потом взгляд преподобного потух, что за одну секунду сделало его старше лет на десять. Больше ничего не сказав, он просто отошел в сторону.

Гретель понимала: теперь до поздней ночи все будут искать Нильса, но, как и в случае с другими пропавшими детьми, останутся ни с чем. Если бы она знала, что Дельбрук-младший жив и находится в плену у ведьмы, она бы выложила все как есть. И пусть бы ее сочли фантазеркой или ненормальной – плевать! Но Гретель собственноручно убирала то, что осталось от Нильса, в мусорное ведро.

«Что-то хорошее он все-таки сделал, – подумала девочка. – Оставил нам с Гензелем свой нож…»

– Дети замерзли и устали, – сказал Томас Блок, обращаясь к усатому полицейскому. – Можно будет уладить формальности в другой раз?

– Это вам не какие-то формальности! – скривился тот. – Дети пропадают! А вы предлагаете отложить расследование на потом?

– Подумаешь, я, между прочим, тоже замерз и устал, – буркнул второй полицейский. – За грибами они пошли, видите ли. А нам – бегай по лесу, ищи!

– Поедем в полицейский участок, – произнес Томас Блок, обращаясь к детям. – Разберемся с этим поскорее. Только для начала вам надо умыться и переодеться!

– Хорошо, но Бейтлер будет вас сопровождать. – Полицейский-усач кивнул в сторону молодого напарника.

– Зачем? – удивился Томас.

– Поскольку подозреваемая – ваша жена, – ехидно оскалился служитель правопорядка, – есть риск, что вы попытаетесь убедить детей дать ложные показания!

По реакции отца Гретель поняла, что ничего подобного он делать не собирался. Похоже, Томас Блок понимал, что в этот раз Марта зашла слишком далеко, и не хотел рисковать жизнью собственных детей.

«А раз так, я могу рассказать все как есть, – решила Гретель. – И пусть в полиции решают, что делать с мамой».

Блоки в сопровождении молодого полицейского зашли в дом. Грязная, замерзшая и голодная, покрытая ушибами и царапинами, Гретель хотела одного – чтобы ее оставили в покое. Вот бы рухнуть на кровать, с головой накрыться одеялом и уснуть. Только бы не отвечать на вопросы о том, что случилось на кладбище и в лесу. Не сегодня, не сейчас! Но, как объяснил их отцу полицейский, следствие ждать не могло.

Пика на шлеме Бейтлера едва не царапала потолок. Сняв пикельхейм и без интереса оглядев нехитрое убранство «каминного зала», он уселся в единственное кресло. Томас принялся греть воду, а Гензель и Гретель пошли в свою спальню за чистыми вещами.

Через некоторое время брат и сестра были готовы ехать в полицейский участок. Гретель так намерзлась, что вытащила из сундука самые теплые вещи – шерстяные чулки, которые надевала только в лютые морозы, длинное вязаное платье и меховые ботинки.

До этого момента Гензелю и Гретель – простым детям с окраины – не приходилось ездить в автомобиле. А здесь – не просто какая-нибудь машина, а полицейская! Гензель был в полном восторге от происходящего, а вот Гретель, представляя встречу с врачами и следователями, не могла ни расслабиться, ни насладиться поездкой.

По дороге Бейтлер рассказал, что их ждет в участке: пока Гензель будет говорить со следователем, Гретель предстояло пройти медицинское обследование.

– Что, малявка, страшно? – спрашивал полицейский, вращая баранку служебной машины. – Не бойся. Наш доктор посмотрит на синяки и ссадины, и все.

До полицейского участка доехали за считаные минуты. Гретель не успела опомниться, как, в одном лишь нижнем белье, уже сидела в кабинете врача. Доктор – пожилой мужчина с аккуратной седой бородкой и моноклем на серебряной цепочке – добрался до шишки на ее затылке.

– Так-так… Ты говоришь, удар был нанесен… скалкой?

Он притронулся к месту удара, и девочка дернулась.

– Да. Мама принесла ее в мешке, вместе с вениками и совками…

Доктор повернулся к юной ассистентке и произнес:

– Запишите: ушибленная рана на затылке, семь сантиметров. По словам потерпевшей, нанесена тупым предметом, а именно скалкой. Далее… гематома на предплечье, пять сантиметров. Многочисленные кровоподтеки и ссадины на руках…

Доктор еще несколько минут осматривал и ощупывал Гретель.

– Так больно? Нет? А если вот так нажать? – спрашивал он, трогая синяки и шишки.

Мельком увидев исписанный лист