было, что она колеблется, словно не может решить, стоит ли откровенно отвечать на вопрос.

— Он не сказал, а я не стала спрашивать, — ответила она наконец.

— Это был русский?

Она покачала головой.

— Нет. Фламандец. Лет шестидесяти на вид. Вежливый, спокойный, интеллигентный человек. Курит сигары. Хорошо одет. Сказал, что если через день все не будет передано ему, он ни за что не отвечает.

— Ни за что не отвечает?

— Он это как-то иначе сказал, но смысл тот же.

— Но он не сказал, что именно вы должны ему вернуть? — повторил я уже заданный вопрос.

— Нет, — она качала головой, глядя в пол.

— Вы не думали обратиться в полицию?

— Уже была.

— И что?

— Ничего. Составили протокол.

— Но охрану вам дадут?

— Нет. И людей у них мало, и оснований недостаточно. Так мне было сказано.

— Сутки, которые он вам дал, прошли?

— Прошли.

— И он не появился?

— Нет. Я до шести была у себя. Потом ушла, потому что стало страшно. Я, правда, один раз не подошла к телефону. Около пяти. Это не вы звонили?

— Нет.

Чего ожидала она от меня? Какой помощи, какого совета? В комнате стало чуть темнее: в люстре погасла одна из лампочек; мы одновременно взглянули вверх.

— Лампочка перегорела, — сказала она.

— Нет. Она просто плохо ввинчена. Никак не соберусь докрутить. Все время забываю.

— Что вы об этом думаете? — спросила она.

— У нас часто бывает, что человеку, отправляющемуся в поездку, дают с собой посылку: почта работает медленно, за пересылку надо платить, так что с оказией получается и быстрее, и дешевле. Тем более если нужно что-то послать за границу. Вполне может быть, что у Виктора была посылка для вашего вчерашнего гостя, которая во всех этих событиях забылась, затерялась… Книжка, конфеты, фотографии…

— Он угрожал мне, — напомнила она.

— Может быть, он имел в виду, что будет жаловаться? Обратится в полицию, в суд?

Она пожала плечами. В комнате стало светлее, и мы снова одновременно посмотрели вверх.

— Виктор сказал мне, что здесь, в Бельгии, вы были его лучшим другом.

Странно.

— Странно, — сказал я. — Мы с ним давно не общаемся. С другой стороны, вы сказали: «были». Может быть, раньше. Он из тех людей, у которых — по разным причинам — не бывает друзей. Теряют старых, новых не заводят. По разным причинам.

— Вы прочитали его дневник… Кстати, напрасно вы сказали Виктору, что я вам его передала.

— Простите.

— Да, я, наверное, забыла вас предупредить… Так вот, вы прочитали этот дневник. Скажите, он что-нибудь пишет…

— О посылке? Если верить дневнику, он ничего с собой не брал из Москвы кроме своих собственных вещей, — перебил я ее. — Если вы об этом хотели спросить. Ни о каких посылках там речи не идет.

— Он пишет, зачем он туда ездил, чем в Москве занимался?

— Очень смутно. Он ездил туда в командировку. Подписывал какие-то контракты. Что-то связанное с алмазами, если не ошибаюсь.

— С алмазами? — переспросила она.

— Он так пишет. Я не знаю, насколько этому дневнику можно верить.

— Конечно. А что он пишет об алмазах?

— Только то, что ими торгует его фирма. Больше ничего. Он участвовал в каких-то переговорах, но о чем конкретно шла речь, не пишет.

— Понятно.

— А что он сам об этом рассказывает?

— В том-то и дело, что ничего. В том-то и дело.

Вздохнула.

— Я не думаю, чтобы вам на самом деле угрожала опасность. Если бы это был преступник и речь шла о чем-то серьезном, он не дал бы вам суток, зная, что вы можете обратиться в полицию. Ведь он не мог этого не понимать? — спросил я. — Хотите, оставайтесь на эту ночь у меня? Я ведь больше ничего вам и предложить-то не могу. Хотите — оставайтесь дольше. Вы можете жить у меня столько, сколько вам понадобится.

Она рассмеялась; я боялся обидеть ее, а получилось, что рассмешил; а мне было показалось, что огорчил ее чем-то.

— Спасибо, это очень мило, но не нужно. Я больше не боюсь, вы меня успокоили.

— Вы уверены?

— Да.

Она встала и сказала: «А теперь мне пора идти», — и первой пошла к двери. Не насильно же мне было ее удерживать.

11

Она быстро прошла к своей машине, старенькому «пежо», похожему на посылочный ящик на колесах, открыла дверцу, звякнув ключами, повернулась ко мне, помахала рукой, села в машину.

На ней была узкая синяя юбка, тонкий свитер, не скрывающий очертаний груди, на пальцах не было обычных колец.

Первый раз я позвонил ей минут через двадцать после ее отъезда, послушал гудки, нажал на рычажок, перезвонил: она забыла взять конверт.

Я попробовал смотреть телевизор, но отвлечься не получалось, я волновался все больше. Поначалу ее рассказ не показался мне сколько-нибудь серьезным. Я сразу представил себе эту обычную, в общем-то, ситуацию: кто-то передал с Виктором посылку для своего иностранного приятеля, Виктор забыл про нее, не взял с собой либо же утратил вместе с другими своими вещами в ту ночь с шампанским и отравлением. Адресат вполне логично обращается к ней, адвокату безответственного посыльного, попавшего к тому времени в тюрьму. Та неверно понимает его намерения, принимает его за бандита, в его просьбе ей видится угроза…

Но вот она уехала от меня уже полтора часа назад, сказав, что поедет домой, я звонил ей каждые пять минут, поставив телефон рядом с собой на диван, только к телефону никто не подходил, ее до сих пор не было дома. Конечно же, могло быть и так, что она не хотела поднимать трубку, думая, что звонит вчерашний посетитель, или отключила телефон и потому не слышала звонков — но могло быть и так, что с ней что-то случилось.

В третьем часу ночи я вызвал такси. За вечер я принял четыре таблетки обезболивающего, грудь не болела, только временами кружилась голова и темнело в глазах. Стоя у окна, я видел, как машина с горящим кирпичиком на крыше подъехала и остановилась у моего дома. За рулем такси была женщина. Вскоре я вышел на тротуар напротив подъезда дома адвоката. За широкой входной стеклянной дверью открылся почти квадратный в сечении коридорчик с почтовыми ящиками и нумерованными кнопками домофона; следующая дверь, тоже стеклянная, оказалась заперта. Я нажал на кнопку с номером ее квартиры и долго ждал, задержав дыхание. Ответа не было. На улице пошел дождь. Я звонил еще долго, понимая, что ответа не будет и дверь мне не откроют.

Коридор за второй, запертой дверью был короткий; в