Он ведь не захотел меня видеть и объяснять ничего не стал, хотя мог бы. Если нельзя словами, то хотя бы жестами. Ведь, кроме нас с ним, там никого больше не было.

Странное подозрение мелькнуло расплывчатой тенью, но я ее ухватила, удержала и постепенно раскрутила, все яснее понимая, как близка была к разгадке еще днем, но не додумалась просто оглянуться. Ведь если там была решетка, то должно было быть и то, что находится за ней. И это вовсе не стена, как почему-то чудилось мне.

— Ну и хорошо, — понимающе кивнула Мелисанта. — И не забывай. Хотя давать другим советы намного легче, чем выполнять их самой. А сейчас поговорим о другом. Мне понадобится твоя помощь, совет магов дал согласие на открытие здесь храма Святой Матери. При нем будет приют для девочек-сирот и мастерская, имперские монастыри пришлют мастериц, чтобы обучать их шитью, кружевному делу и росписи. Ну и первых воспитанниц тоже пришлют, воздух тут целебный. А продовольствием цитадель обещает обеспечить, сегодня и договорились.

— Матушка, но ведь это же… — мгновенно пришло ко мне понимание, чем может закончиться жизнь в Саркане для этих воспитанниц.

— Твоя заслуга, — твердо закончила монахиня. — И храм это ценит. Настоятельницей поставили меня, а тебе предложено место советницы от цитадели. И еще… Хочу сказать сразу, девушки сюда попадут лишь те, кому дадут рекомендацию наставницы. И кому до законного права считаться одаренными не хватает лишь малости.

— А турниры? Ведь наши воспитанницы не смогут никого выбрать, пока не признаны магинями?

— Так им это и не нужно. Мы привезем подростков, пусть пообживутся, привыкнут. И попытаются найти настоящую любовь. Но сейчас главное — сделать первый шаг, а те, кто не захочет ждать, всегда могут сделать такой же выбор, как твой муж. И маркиз Сангирт — ведь у Онгильены способностей тоже не хватало на право выбирать свою судьбу самой. Ну, пойду погуляю по городу, магистр предложил присмотреть место для храма, а ты иди обедай, небось про цыпленка-то неспроста помянула.

Я проводила ее до калитки, обойдя сидевшего на дорожке донельзя озадаченного и временами тихо скалившего зубы Кыша. Полуург явно не мог сообразить, почему так хорошо знакомый садик и дом вдруг начали пахнуть абсолютно незнакомо, и не ждал от этого чуда ничего хорошего.

Возвращаясь, я позвала его с собой, обошла весь дом, заглянула в кабинет, где над обведенным кругом тускло поблескивал свисавший с потолка камень-маяк. И вдруг поняла, чем я должна заниматься все свободное время.

Спать.

Чтобы Танроду не пришлось ждать, если он захочет мне что-нибудь сказать.

Схватив со стола пирожок, я велела Кышу охранять и ринулась в спальню мужа, заступать на свой бессменный пост.

Однако зря я промучилась до самой ночи. Сон не шел, сколько ни лежала с закрытыми глазами. И стада облаков и гусей, проносящиеся в воображаемом небе, ничуть не помогли оказаться на темной стороне реальности.

Кэрдон с принцессой появились, когда мы с Кышем, сидя на широкой постели Танрода, расстроенно поглощали поздний ужин. Гили бросилась ко мне, крепко обняла и прижалась щекой к щеке.

— Держись, сестренка, он выпутается, — горячо зашептала на ухо. — Ледхар сильный и находчивый, я его хорошо узнала за последний год.

— А еще упрямый, — безнадежно добавила я. — Мне уже несколько часов не удается уснуть.

— Просто ты взволнованна, — уверенно произнес всем известную истину Кэрдон и по-хозяйски утянул к себе Гили. — Тебе нужно немного расслабиться.

— Вино не пью.

— Я говорю про зелье. Но сейчас у меня его нет, да и бесполезно спать весь день, раз учитель прервал связь амулетов. Доганд велел хорошенько отдохнуть, он придет утром и принесет особый артефакт, сейчас его заряжают силой.

— Приказывать легко, — признавая его правоту, все же пробурчала недовольно, — а все время представлять, как он там, в темноте, без воды и еды…

— Учитель знает не один способ поддерживать свои силы магией, — бодро успокоил меня маркиз, но мне в его заявление не поверилось.

Вряд ли Танрод сидел бы там молча вторые сутки, если бы мог пользоваться своими способностями. И значит, дела у него еще хуже, чем мне казалось утром.

Доганд пришел к завтраку не один. С ним были еще бледный Вайрес и виновато прячущая взгляд Дирна.

— Прости меня, Вельена, — тяжело выдавила она и даже не успела пояснить за что, как прозвучал строгий ответ настоятельницы еще не построенного храма:

— Она пока не может тебя простить. Сильнее всего ты виновна не перед Вельеной, а перед светлым храмом, поэтому наказание наложу я. Будешь приходить раз в три дня и заниматься с воспитанницами монастыря, завтра прибывают первые сироты. Нам выделили большой дом возле пустыря, на котором уже расчищают место под храм.

— Погодите, матушка, — нахмурился явно недовольный таким нападением Вайрес, — но когда это она успела перед вами провиниться?

— Давно. В день, когда не выполнила данных перед лицом светлых богов обещаний делить с мужем не только радости, но и тяготы жизни, — холодно сообщила Мелисанта, и не подумав щадить раны Дирны.

Хотя я в этот раз была не совсем согласна с методами наставницы, но упорно молчала, не имея ни права, ни желания подрывать ее авторитет.

— Вы… — резко вскочила едва успевшая присесть магиня, и ее губы задрожали от обиды, — не знаете… как больно мне было.

— А ты знаешь, как тяжело было твоему мужу, когда любимая жена не пошла за ним, а осталась в тепле и уюте его дома, спокойно глядя, как он уносит в темноту дождливой ночи крошку-дочь? Ты его пожалела? О ребенке подумала? — наотмашь била настоятельница, и даже мы с Гили невольно ежились под этими незримыми ударами. — Нет, ты всегда жалеешь лишь себя. В тебе нет потребности сопереживать близким людям и заботиться о них, просыпаясь по утрам, ты первым делом думаешь о своих обидах и горестях. И вчера ночью, услыхав у себя во дворе крики, ты снова первым делом вспомнила о себе, представила, как пусто и тоскливо тебе будет без привычного ухаживания магистра. Так как опознала в лазутчике Вайреса и решила, будто Вельена его убила.

— Не я одна так решила, — сквозь слезы прорыдала Дирна.

— Но лишь тебе одной было точно известно, что он никогда не приходил в твой дом по ночам, и зная характер магистра, ты могла бы легко догадаться, что он никогда бы не стал тебя позорить при гостье, — сурово выговаривала матушка, поражая меня осведомленностью в таких деталях. — Однако ты снова подумала в первую очередь о себе, поспешив напрасно обвинить Вельену.

Мне стало ясно, куда она клонит, и теперь я опасалась только одного — что этот фокус не сработает.

— Но ведь это не преступление? — вмешался в моральную порку стиснувший зубы от негодования Вайрес. — Многие люди в первую очередь думают о себе. Даже пословица есть — про свою рубаху.