— Ты неправ, сын мой, — печально смотрела на него монахиня. — И путаешь сейчас два совершенно не похожих чувства. Первое — забота о самосохранении — заложено в нас изначально, дабы уберечь от безумств и бессмысленных геройств, и те, у кого оно по какой-то причине ослабло, обречены на гибель. А вот второе — уродливо разросшееся себялюбие, — наоборот, приводит к гибели всех, кто окажется слишком близко к человеку, не умеющему ценить и беречь никого, кроме себя. Именно поэтому святые обеты, дающиеся при свадебном ритуале, особо подчеркивают незыблемую верность супругу и в горе, и в счастье, но многим в тот радостный момент они кажутся просто красивыми словами. И именно потому, едва столкнувшись с настоящей трудностью, они так легко предают самого близкого человека, а после ищут оправдания своей жестокости и подлости.

— О-о… О… — в голос зарыдала Дирна и опрометью бросилась прочь из дома.

— Никогда не думал, — процедил Вайрес и побежал следом за ней.

— Вели, — осторожно дотронулась до моей руки молча сидевшая между мной и Кэрдоном принцесса, — а разве можно так… ножом по ране?

— По нарыву, — успокаивающе погладив ее пальцы, вздохнула я. — Старинному и безнадежно запущенному. Она ведь постоянно казнится сама и изводит своими страданиями всех близких, но русла, в которое могла бы направить нерастраченное тепло души, найти никак не может. Привыкнув к своим терзаниям, опасается шагнуть навстречу любви Вайреса. Но теперь, когда ее душу жгут хоть и справедливые, но чрезмерно жестокие обвинения матушки, Дирна будет все свободное время думать только о них, а не о давних ошибках. Станет мысленно спорить, попытается доказать неправоту Мелисанты и постепенно начнет жить, а не мучиться. Ведь она давно уже другой человек, только сама этого пока не осознает.

— Спасибо, Вели, — устало кивнула настоятельница. — Ты все понимаешь правильно. А ей мы поможем, сестры постараются свести ее с самой настрадавшейся и светлой душой из сироток, только измаявшиеся сердца умеют ценить тепло и заботу.

— Как я ошибался, — удрученно покачал головой Доганд. — Но об этом потом. Сейчас я поведаю вам несколько старинных тайн, хотя хотел бы рассказать о допросе гоблина. Однако он пока упорно молчит. А его местные сообщники знали лишь часть правды, преподнесенную с таким коварным лукавством, что отказаться смог бы лишь маг, не имеющий обычных человеческих слабостей, а от них не спасает даже трехслойная защита Саркана.

— А вот Танрод отказался, — выдохнула я истину, к которой пришла за почти бессонную ночь.

— Потому он и главный дознаватель, — веско изрек верховный магистр, устало откидываясь на спинку кресла.

— Но права жениться все же не заработал, — сердито фыркнула Онгильена.

— По закону Саркана в этом вопросе все равны, однако уже подписано решение совета признать союз Ледхара действительным. — Доганд взглядом попросил прощения, полагая, что меня очень волнует мнение совета. — Скоро поклонники Вельены начнут стаскивать свои букеты к ее калитке. Кстати, Кэрдон, ваш вопрос также решен. Уж не знаю, как удалось герцогине Дирзо уломать императора, но почти в полночь от нее пришло сообщение: «Его императорское величество одобрил союз дочери с магом Саркана. И приглашает Сангирта на должность придворного мага».

— Мы будем жить там, где и Вели, — неожиданно проявила врожденную властность моя звездная сестрица. — С фрейлинами и придворными дамами я отныне не разговариваю.

— Вытащим Рода и все решим, — поторопила я взглядом верховного магистра.

— Если эти тайны не для моих ушей, то я могу уйти, — открыто сообщила Мелисанта. — Тем более что все равно собиралась перебраться в свой дом. За Вельеной теперь присмотрят ее высочество с мужем.

— Не нужно уходить, — уверенно мотнул головой Доганд. — Вы отныне полноправный и далеко не рядовой житель Саркана, а те легенды, о которых я собираюсь рассказать, здесь слышали даже дети. Правда, самых достоверных и важных подробностей не знает почти никто, но за вас поручилась Вельена, а ее слово после вчерашнего происшествия имеет особую силу. Далеко не каждый решился бы, рискуя собой, разоблачить опасного шпиона. Тот факт, что Вельена рисковала сознательно, засвидетельствовали два десятка старших магистров, все мы отчетливо увидели возникшее вокруг нее зеркало, прежде чем она заявила о лазутчике. Но сейчас я хотел говорить не об этом. Всем известно, как достался Саар-кан магам человеческой расы, но почти никто не ведает, кому он принадлежал до гоблинов. Лишь несколько магистров знают, насколько правдивы ставшие сказками легенды о древних катакомбах.

— И вы не боитесь доверить нам эту тайну? — нахмурилась бывшая монахиня.

— Вам — нет, — невесело усмехнулся магистр. — Вот в присутствии простых жителей пока говорить об этом не рискну, иначе очень скоро слухи разнесутся по всему Саркану и просочатся в империю. Как ни печально, но защищенная и безбедная жизнь делает людей неосторожными и порой даже наивными. Так вот, до гоблинов эти долины принадлежали эльфам, вернее, тогда здесь привольно росли березовые и липовые рощи, фруктовые сады и гордо стояли посреди лужаек раскидистые белые дубы. Но эльфы ушли с материка первыми, и долины Саар-кана заняли гоблины. Нагнали рабов и начали строить крепость, рубить дубы и добывать камень. И однажды обнаружили вход в катакомбы — обширный лабиринт пещер, половина из которых были природными, а остальные созданы с помощью магии воды, которой очень искусно управляли эльфы. Именно поэтому их растения росли там, где требовалось высшей расе, — беловолосые маги могли подвести родничок даже на скалу. Зеркально гладкие проходы, залы и галереи катакомб тоже проточены водой, но не это в них главное. Прекрасные картины и статуэтки, вырезанные без ножа из разных камней, дерева и даже металла, странные сооружения и выложенные на сводах пещер звездные карты чужих миров, ларцы и сундуки, доверху полные всевозможными артефактами на все случаи жизни.

— И где же все это теперь? — недоверчиво прищурилась Мелисанта.

— Там и лежит. Гоблины не смогли взять и камушка, эльфы сумели надежно защитить свои сокровища. Хотя попыток желтоглазые не прекращали, ходили поодиночке и толпами, посылали големов и людей. И постепенно выяснили очень точно — для гоблинов путь туда закрыт намертво. А вот люди могут пройти и даже взять любую вещь, но лишь одну, больше не дает защита. Но едва человек добирался до выхода, как появлялся призрачный эльф и задавал грабителю главный вопрос, добровольно ли он спустился в катакомбы. Солгать ему нельзя, промолчать — тоже, за хитрости и ложь непременно следует наказание, выбор средств у фантома довольно велик. Однако страж отпускал пленника, если тот ходил не по своей воле, а украденное изымал и возвращал на место. Зато людям, явившимся по собственному желанию, приходилось отвечать еще на три вопроса. Окончательное решение фантома всегда оказывалось для грабителей очень неожиданным, но иногда страж отпускал лазутчика вместе с добытым артефактом. Хотя случалось такое крайне редко. Многие магистры и исследователи изучали подробности действий и ответов этих счастливчиков, но никому до сих пор не удалось понять принципы, каким следовал при вынесении приговора призрачный хранитель. А рассказы охотников за диковинками, от ужаса поседевших за пару дней, потом долго ходили по герцогствам и княжествам, которые прежде были на месте империи, и с каждым годом находилось все меньше безумцев, желающих проверить свою удачливость.